— Слишком долго рассказывать. Но если им станет известно про эту мою другую жизнь… Боюсь, мистер Фадллан не будет в восторге, что его старший сын берет в жены девушку, которая занимается сбором душ для языческих богов.
— Ну, если в этом смысле…
— Я как могу, прикрываю своё отсутствие.
— Репетиторством по математике.
— Ну и немного валькирийского волшебства. Н порядочной мусульманской девушке не полагается шляться со всякими странными типами, да ещё без сопровождения старших.
— Со странными типами? — хихикнул я. — Спасибо тебе на добром слове.
И тут я весьма живо представил себе: вот Сэм сидит, например, на уроке английского, вдруг мобильник её начинает гудеть, и на экране высвечивается: «Вызывает Один». Она срывается в туалет, напяливает там на себя валькирский прикид и выпархивает из ближайшего окна прочь.
— Ну а когда тебя выгнали из Вальхаллы… Нет, мне очень жаль, конечно, что это случилось, но неужели ты в тот момент не подумала: «А может, и к лучшему? Хоть поживу спокойно».
— В том-то и дело, что нет. — покачала головой она. — Мне нужны обе жизни. И за Амира выйти хочу, когда придёт время, и летать. Я ведь с самого детства об этом мечтала.
— Летать как насамолёте или носиться, но небу всадницей на волшебном коне? — спросил я.
— И то и другое, — сказала Сэм. — Я в шесть лет рисовала одни самолёты. Мечтала пилотом стать.
Вот только ты много знаешь женщин-пилотов арабо-американского происхождения?
— Полагаю, если тебе удастся, ты станешь первой.
— Мне нравится эта мысль. Вот спроси меня про самолёты любой вопрос. Я уверена, что смогу ответить.
— То есть, когда ты стала валькирией… — начало кое-чтодоходить до меня.
— Для меня это стало таким потрясением. — подхватила она. Ну как сбывшийся сон. Взлететь, когда хочешь. В любое мгновение. И к тому же ещё делать что-тохорошее. Разыскивать честных, отважных и благородных людей, которые жизнью пожертвовали, защищая других, и отводить их и Вальхаллу. Ты хоть представляешь, как мне сейчас этого не хватает?
В её вопросе звучала боль. Честные, отважные и благородные люди… Меня она тоже таким посчитала. И теперь, когда на неёиз-за этого обрушилось столько бед, мне хотелось сказать ей, что все будет отлично и мы обязательно найдём способ вернуть се вторую жизнь.
Но я промолчал. Что я ей мог обещать, когда даже не был уверен, что мы выживем в этой славной морской прогулке?
Из рубки раздался вопль Харальда:
— Смертные! Насаживайте на крючки наживку! Мы приближаемся к месту славной рыбалки!
— Нет. — покачала головой Сэм. — Плывёмдальше.
Толстую рожу Харальда перекосило от злобы.
— Дальше небезопасно. Там…
— Ты своё золото получить то хочешь? — спокойно отреагировала на его злобный вид Сэм.
Харальд ещёсильнее скривился, пробормотал какое-то явно неприличное йотунское ругательство, однако послушно прибавил обороты в моторах, и лодка устремилась вперёд.
— Откуда ты знаешь, что нам нужно дальше? — повернулся я к Сэм.
— Просто чувствую. Видимо, это передалось мне с кровью отца. Одно из немногих преимуществ родства с ним. Всегда могу точно определить, где прячутся самые злобные монстры.
— Вот радость и счастье, — поёжился я.
Нас окружала почти непроглядная серая мгла. Вглядываясь в неё, я вспомнил про Гиннунгагап, первобытный туман между льдом и огнём, и мне показалось, что мы в него то сейчас прямиком и вплываем. Море, наверное, вот-вот исчезнет, а нас поглотит мир вечного забвения. Или я все-таки ошибаюсь? Дедушка с бабушкой ведь наверняка заволнуются, если Сэм не придёт домой к ужину.
Лодка содрогнулась. Море потемнело.
— Ну вот. Теперь чувствуешь? Мы перешли из Мидгарда в воды Йотунхейма, — сообщила Сэм.
Я указал налево. В нескольких сотнях ярдов от вас в тумане виднелась гранитная башня.
— Но это же Грейвский маяк. Мы совсем близко от порта.
Сэм схватила одну из удочек великана, больше похожую не на орудие для рыбалки, а на шест для прыжков в высоту.
— Миры нахлёстываются один на другой. Магнус, особенно в районе Бостона. Беги за наживкой, — бросила она на одном дыхании.
При моем приближении Харальд сбавил до минимума обороты в моторах.
— Рыбачить здесь слишком опасно. — попытался он меня остановить. — Да и наживку эту вам вряд ли удастся забросить.
— Заткнись, Харальд! — выкрикнул я и, чуть не сбив его с ног торчащим в сторону рогом быка, поволок голову к носу лодки.
Мы с Сэм внимательно изучили крюк, основательно закреплённый в череп наживки.
— Вполне сойдёт за рыболовный крючок. — заключила Сэм, — Давай-ка привяжем эту цепь.
Мы пропыхтели несколько минут, соединяя цепь с тонким, плетённым из стальной проволоки тросом, из-за которого катушка на удилище весила никак не меньше трёх сотен фунтов. Совместными усилиями мы скатили голову быка с носа лодки за борт.
Она стала медленно погружаться в ледяную пену, и до их пор, пока не исчезла из вида, мёртвый глаз быка взирал на меня с укоризной, словно пытаясь сказать: «Некруто, чувак».