Меч и Цитадель

– На это тоже полагаться нельзя. – Сделав паузу, старик устремил взгляд вдаль, к горизонту. – Мы бедны и немногочисленны, а ведь послушай люди доброго совета в те самые годы, когда…

Оборвав фразу на полуслове, Ллибио сокрушенно покачал головой.

– Я шел сюда издалека и в странствиях не раз убеждался, что люди бедные обыкновенно куда мудрее, куда достойнее богачей.

Старик улыбнулся:

– Ты добр душой. Однако наш народ так достоин и мудр, что вплотную приблизился к грани гибели. Нас никогда не бывало много, а сколькие погибли минувшей зимой, когда озеро замерзло почти от края до края…

– Прежде я и не думал, как трудно приходится вам во время зимы без шерсти и шкур, но теперь понимаю: зимой вам не позавидуешь.

Старик покачал головой:

– Мы смазываем тела жиром, и это весьма помогает переносить холод, а из тюленьих шкур получаются плащи куда лучше, чем у жителей берега. Но когда озеро покрывается льдом, наши острова теряют возможность двигаться, а береговому люду не нужны лодки, чтобы добраться до них, и потому береговые могут выступить против нас всеми силами. Каждое лето мы бьем их, являющихся забирать нашу рыбу, однако каждую зиму они истребляют нас, приходя по льду за рабами.

– Береговой люд, – сказал я, вспомнив о Когте, отнятом у меня гетманом и отосланном в замок, – повинуется хозяину замка. Быть может, если вы заключите с ним мир, он велит им прекратить нападения?

– Во времена моей молодости все эти распри уносили по две, много по три жизни в год. Затем явился строитель замка… Знаешь эту повесть?

Я отрицательно покачал головой.

– Пришел он с юга, откуда, как мне сказали, пришел и ты. При нем оказалось множество желанных для берегового люда вещей – к примеру, тканей, и серебра, и всевозможных инструментов превосходной работы. По его указаниям они – отцы и деды нынешних жителей берега – выстроили ему замок. Нужные для строительства инструменты береговым дал опять-таки он, а после, по окончании работ, как обещал, оставил все это им, прибавив еще много разных вещей. В то время как они трудились на стройке, отец моей матери пришел к ним и спросил: неужто они не видят, что своими руками сажают себе на шею господина? Ведь строитель замка сможет сделать с ними все, что заблагорассудится, а после спрятаться за возведенными ими прочными стенами, где его никому не достать! Но береговые посмеялись над отцом моей матери и ответили: нас, дескать, много (что было чистой правдой), а строитель замка только один (и это тоже было чистой правдой).

Я спросил, видел ли сам Ллибио строителя замка, и если да, каков он собой.

– Однажды видел. Он стоял на скале и говорил с береговыми, а я проплывал мимо в лодке. Могу сказать вот что: ростом он был невысок – случись ты там, рядом, не достал бы макушкой тебе до плеча. Совсем не из таких, кто внушает страх.

Вновь сделав паузу, Ллибио устремил потускневший взгляд вдаль – на сей раз в давнее прошлое.

– Однако без страха дело не обошлось, – продолжал он. – Закончив внешнюю стену, береговой люд вернулся к своим делам – к охоте, рыболовным заколам и вершам, стадам. Но вскоре величайший из них пришел к нам и сказал: мы-де крадем у берегового люда детишек и скот, и если не вернем покражу, они истребят нас всех до единого.

Повернувшись ко мне, Ллибио крепко сжал мою руку. Ладонь старика оказалась твердой, как дерево. В глазах его словно бы замелькали образы ушедших лет. Должно быть, в то время они казались довольно мрачными, однако тогда он даже не подозревал, сколь мрачным станет порожденное ими будущее, то самое, в коем я, сидя напротив с мечом поперек коленей, слушал его рассказ. Впрочем, радости ему те года тоже принесли немало – ведь он был молод, силен, и пусть сам, возможно, даже не думал об этом, глаза его помнили все.

– Мы отвечали береговым, что не поедаем детей и не нуждаемся в рабах, чтоб те ловили для нас рыбу, а скотину нам просто негде пасти. Должно быть, они и сами уже понимали, что виноваты не мы, так как войной на нас не пошли, но когда наши острова приближались к берегу, мы слышали в ночной темноте плач их женщин.

– В те времена каждый день, следующий за днем полнолуния, был днем торговли – днем, когда всякий из нас, кто ни пожелает, мог сойти на берег за ножами и солью. Едва настал новый торговый день, мы увидели, что жители берега знают, куда подевались их дети и скот, и шепчутся об этом между собой. Увидели и спросили, отчего они не пойдут да не возьмут замок приступом – ведь их же много. Но вместо этого они взяли наших детей, и мужчин, и женщин всякого возраста и посадили на цепи подле своих дверей, чтоб похититель больше не брал никого из их племени, а кое-кого даже отвели к воротам замка и связанными оставили там.

Тут я рискнул спросить, давно ли так продолжается.