Меч и Цитадель

– Тоже сгодится, – сказал дюжий малый. – Верхом ездить все равно придется нечасто, а вот знание женщин – и дестрие – будет тебе хорошим подспорьем.

В слова его вплелся звучный топот копыт. Двое бойцов подвели к нам пегого дестрие, мускулистого, с диким огнем в глазах. Поводья его были разделены надвое и наращены, так что коноводы могли вести его, держась справа и слева, шагах в трех от головы. В седле, насмешливо скалясь, непринужденно восседала растрепанная рыжая, точно лиса, девица, взамен уздечки державшая в руках по хлысту. Бойцы и их дамы радостно завопили, захлопали в ладоши, и пегий, испуганный этаким шумом, вихрем взвился на дыбы, молотя воздух перед собою передней парой копыт – точнее, трезубых роговых наростов, называемых нами копытами, хотя это скорее уж не копыта, а когти, вонзающиеся в тело врага не хуже, чем в землю. Мелькали они с такой быстротой, что глазом не уследить.

Дюжий малый хлопнул меня по спине:

– Этот – не лучший из тех, что у меня имелись, однако вполне неплох, и объезжал я его сам. Сейчас Месроп с Лактаном отдадут тебе поводья, а ты просто сядь на него верхом. Сумеешь оседлать его, не столкнув Дарию, – делай с ней что пожелаешь, пока мы тебя не настигнем. Эй, там, давай! – взревел он, возвысив голос.

Я ожидал, что мне передадут поводья из рук в руки, однако оба разом швырнули ремни мне в лицо, а я, инстинктивно вскинув руки, не поймал ни того, ни другого. В тот же миг кто-то подхлестнул пегого сзади, а дюжий малый издал странный, режущий уши свист. Между тем пегий, подобно дестрие из Медвежьей Башни, был явно обучен бою, а его клыки, пусть даже не окованные металлом, оставшиеся теми же, какими сотворены природой, торчали из пасти, точно кинжалы.

Увернувшись от мелькнувшего у виска копыта, я ухватил пегого за узду, но тут лоб и щеку обожгло ударом хлыста, а пегий, рванувшись вперед, сбил меня с ног.

Должно быть, наемники придержали его, иначе не миновать бы мне гибели под копытами. Возможно, кто-то из них поднял на ноги и меня – я этого не заметил. В горле першило от пыли, глаза заливала кровь из рассеченного лба.

Обогнув дестрие справа, чтоб не попасть под удары копыт, я вновь бросился к нему, однако он развернулся куда быстрее, а девица по имени Дария щелкнула хлыстами у меня перед носом. Скорее от злости, чем следуя некоему замыслу, я перехватил один из них. Темляк хлыста обвивал запястье рыжеволосой, и посему, рванув хлыст на себя, я сдернул ее с седла, а упала она прямо в мои объятья. Упала и чувствительно укусила меня за ухо, однако я поймал ее за загривок, развернул спиной к себе, крепко стиснул свободной рукой упругую ягодицу и поднял рыжеволосую в воздух. Испугавшийся ее отчаянно взбрыкнувших в воздухе ног, пегий шарахнулся прочь, и я двинулся вперед, тесня его на толпу, а когда кто-то из его мучителей кольнул дестрие сзади, подгоняя его ко мне, наступил на поводья каблуком сапога.

Далее дело пошло куда проще. Бросив девицу, я подхватил пегого под уздцы, развернул мордой книзу и пинком вышиб из-под него переднюю ногу (так нас учили усмирять непокорных клиентов). Пегий с пронзительным животным ржанием рухнул наземь. Не успел он подняться, как я оказался в седле, хлестнул его по бокам концами поводьев, стрелой пронесся сквозь раздавшуюся толпу, развернул укрощенного дестрие и снова помчался на зрителей.

В жизни я много раз слышал о возбуждении, вселяемом в душу подобными скачками, но сам никогда прежде его не испытывал и в тот момент обнаружил, что все это сущая правда. Наемники и их дамы с воплями бросились кто куда, несколькие обнажили мечи, но с тем же успехом могли бы бряцать оружием перед надвигающейся грозой: я одним махом разметал в стороны более полудюжины. Рыжие волосы девицы, тоже пустившейся в бегство, развевались за ее спиной, словно знамя, но кому из людей по силам уйти от этакого скакуна? Проносясь мимо, я ухватил ее за пламенеющее знамя волос, вздернул кверху и перекинул через переднюю луку седла.

Извилистая тропа привела нас к темной лощине, а та лощина – к другой. Впереди брызнула в стороны стая вспугнутых оленей, и мой дестрие, тремя скачками нагнав одного, в нежной бархатной шерстке, плечом оттер его в сторону. Будучи ликтором Тракса, я слышал, как тамошние эклектики охотятся на оленей, настигая добычу верхом, спрыгивая с седла и перерезая ей горло, однако поверил этим рассказам только теперь, поскольку сам легко перерезал бы этому оленю горло на всем скаку обычным мясницким ножом.

Оставив оленя позади, мы взлетели на гребень холма и стремглав помчались вниз, к безмолвной, поросшей лесом долине. Когда пегий выбился из сил, я позволил ему самому отыскивать путь меж деревьев (таких больших, кряжистых я не видел с тех самых пор, как покинул Сальт), а стоило ему остановиться, чтоб пощипать редкой, нежной травы, растущей среди корней, по примеру Гуасахта швырнул наземь поводья, спешился и снял с седла рыжеволосую девицу.

– Спасибо, – сказала она. – Надо же, смог. Я думала, не сумеешь.