– Ладно. Расскажу снова, о чем рассказывал по дороге – жаль только, место тут не самое подходящее. Некоторое время назад в мои руки попал один талисман. Вышло это не по моей воле, однако принадлежит он не мне и при том весьма ценен, а иногда – не всегда, но случается – может исцелять хворых и даже оживлять умерших. И вот два дня назад, по пути на север, я наткнулся на мертвого солдата. Было это в лесу, в стороне от дороги. Умер он меньше дня тому назад – на мой взгляд, минувшей ночью. Я в то время был жутко голоден, а потому разрезал ремни его вещмешка и съел большую часть нашедшейся внутри провизии. А после, устыдившись, достал талисман и попробовал вернуть мертвого к жизни. До этого талисман частенько меня подводил, и на сей раз довольно долго казалось, будто я зря стараюсь, однако не тут-то было. Вот только к жизни солдат возвращался очень и очень медленно, а после еще долгое время не мог понять, где находится и что с ним стряслось.
– И этим солдатом был я?
Я кивнул, глядя прямо в его синие, ясные, без тени лукавства глаза.
– А поглядеть на твой талисман можно?
Я выложил Коготь на раскрытую ладонь. Солдат взял его, не без опаски осмотрел со всех сторон, попробовал острие пальцем.
– На вид – никакой магии, – заметил он.
– Знаешь, по-моему, «магия» – слово неподходящее. Встречался я с магами, но их проделки на действие Когтя не походили ничуть. Иногда он сам собой светится – вот и сейчас тоже, только слабо совсем; ты, думаю, даже не замечаешь.
– Верно, света не вижу. И никаких надписей на нем вроде бы нет.
– То есть молитв или заклинаний? Нет, надписей я на нем тоже ни разу не замечал, хотя носил с собой долго. На самом деле я о нем почти ничего не знаю. Знаю одно: случается, он действует… а еще думаю, что он из тех вещей, которым молитвы да заклинания ни к чему. Из тех, которые сами придают молитвам и заклинаниям силу.
– А еще ты сказал, что он тебе не принадлежит.
Я снова кивнул:
– Да, принадлежит он вот этим жрицам. Ордену Пелерин.
– Но ты же пришел сюда совсем недавно. Две ночи назад, как и я.
– Я пришел сюда, потому что искал их, а искал затем, чтобы вернуть его. Он был украден у них – не мной, разумеется, – довольно давно, в Нессе.
– И ты собираешься вернуть его?
Судя по выражению лица, солдату в это не слишком-то верилось.
– Да. Со временем.
Солдат поднялся и оправил халат.
– Вижу, ты мне не веришь? – спросил я. – Ни единому слову?
– Когда я пришел к тебе, ты познакомил меня с соседями, с которыми разговорился, пока лежал здесь, – неспешно, словно бы взвешивая каждое слово, ответил он. – Ясное дело, я там, куда положили меня, тоже успел кое с кем познакомиться. Есть среди них один, не так уж серьезно раненный. Мальчишка еще, юнец из какого-то очень далекого отсюда поместья. Целыми днями сидит на койке, уткнувшись взглядом в пол.
– По дому тоскует? – догадался я.
Но солдат отрицательно покачал головой:
– У него было энергетическое оружие… Кто-то из соседей сказал – корсек. Ты с таким знаком?
– Не особенно.
– Корсеки одним лучом бьют вперед по прямой и в то же время еще двумя наискось, вправо и влево. Не так уж далеко, но, говорят, против массированных атак они очень хороши, и я в это вполне верю.
Умолкнув, он огляделся вокруг, не слушает ли кто нашей беседы, но в любом лазарете почитается делом чести не обращать никакого внимания на чужой разговор, иначе пациенты давным-давно перегрызлись бы меж собой насмерть.
– Вот его сотня под такую атаку и угодила. Большинство остальных дрогнули, побежали, но он остался на месте и позицию отстоял. Еще один человек рассказывал, что перед ним три стены трупов оказалось навалено. Должно быть, косил асциан, когда те взбирались наверх и прыгали на него, а потом отходил немного и начинал заново.
– Так его, наверное, медалью наградили и в звании повысили, – сказал я.
Возможно, горячка взялась за меня с новыми силами, а может, просто день выдался жарким, однако все тело сделалось липким от пота, да и дышать отчего-то стало тяжеловато.
– Нет, его отправили сюда. Я же сказал: он всего-навсего деревенский мальчишка. И в тот день убил больше народу, чем когда-либо видел – пока месяца два назад не отправился на военную службу. И до сих пор никак от этого не отойдет, а может, вообще никогда не оправится.
– Вот оно как… А к чему это ты?
– Сдается мне, с тобой случилось нечто похожее.
– Не понимаю, – признался я.
– Ты говоришь, будто только что пришел сюда с юга – ну да, а что еще скажешь, если оставил свой легион? Однако любому с первого взгляда видно, что это неправда: где человека посечет, как тебя, если не в бою? Тебя посекло осколками камня, вот что с тобой стряслось, и Пелерина, говорившая с нами той, первой ночью, заметила это сразу. Потому я и думаю: на севере ты пробыл куда как дольше. Возможно, дольше, чем думаешь сам. Наверное, тому, кто уложил кучу народа, отчего-то хочется верить, будто он в силах их оживить. Настолько хочется верить, что…
– Ну а с тобой тогда как же? – вымученно усмехнулся я.