Меч и Цитадель

Воспрянув духом, я прыгнул вперед, поскользнулся на мокром растрескавшемся камне и непременно рухнул бы вниз, если б в последний миг – как раз вовремя, чтоб разглядеть занесенную надо мною светящуюся булаву, – не успел ухватиться за край парапета. Отражая удар, я инстинктивно вскинул кверху клинок «Терминус Эст».

Пожалуй, подобный вопль могли бы издать разве что духи всех когда-либо казненных им, слетевшиеся на стену замка, но… еще миг – и этот вопль утонул в грохоте взрыва.

Изрядно оглушенный, подняться я смог не сразу, однако Бальдандерс тоже был оглушен, а воины озерного люда, почуявшие, что чары булавы развеяны, уже мчались к нему по галерее с обеих сторон. Возможно, неведомый механизм, сообщавший булаве великана чудесные свойства, не выдержал столкновения со сталью клинка, обладавшей собственной, природной частотой звука и, как я не раз наблюдал, издававшей весьма мелодичный звон под легким ударом ногтя. Возможно, лезвие куда острее ножа хирурга, а твердостью не уступавшее обсидиану, попросту рассекло навершие булавы. Что бы там ни случилось, булава канула в небытие, а от меча в моих руках осталась лишь рукоять с торчащим из нее обломком клинка длиной меньше кубита. С обломка капал серебряными слезами чудесный Гидраргирум – ртуть, многие годы исправно трудившаяся внутри, в темноте.

Прежде чем я сумел встать, через меня один за другим перепрыгнули подоспевшие воины островитян. Чье-то копье вонзилось в грудь великана, а брошенная кем-то дубинка угодила ему в лицо. Взмах огромной руки – и двое озерных воинов с воплями рухнули вниз. Остальные насели на врага гурьбой, но великан стряхнул их с себя, словно щенят, и только тут я, едва ли наполовину понимающий, что происходит, с грехом пополам поднялся на ноги.

Взобравшись на парапет, Бальдандерс выпрямился, замер, а миг спустя прыгнул. Несомненно, ему изрядно помог чудо-пояс, однако и силой ног он обладал исключительной. Медленно, тяжеловесно описав дугу в воздухе, великан устремился вниз. Трое воинов, вцепившихся в него мертвой хваткой и не успевших вовремя разжать рук, разбились насмерть о камни у подножья скалистого мыса.

Наконец упал и он сам – впечатляюще, грузно, точно потерявший управление летучий корабль. Молочно-белые воды озера взвились к небу фонтаном брызг, сомкнулись над великаном, а еще миг спустя из воды стремительно поднялось и вскоре скрылось в пелене мрачных туч нечто поблескивающее, извивающееся, словно змея – несомненно, то был его пояс. Островитяне замерли в ожидании с копьями наготове, но голова Бальдандерса среди волн так и не показалась.

XXXVIII. Коготь

Остаток ночи озерный люд посвятил разграблению замка. Я в грабеже не участвовал и спать в стенах замка не стал. Посреди рощицы, где мы держали совет, отыскалось местечко, так хорошо укрытое кронами сосен, что устилавший землю ковер из опавшей хвои остался совершенно сухим. Там я, промыв и перевязав раны, и прилег отдохнуть. Рукоять принадлежавшего мне, а до меня – мастеру Палемону меча покоилась рядом, словно мертвое тело погибшего друга, но ни к каким сновидениям сие соседство не привело.

Проснулся я, окутанный ароматом сосновой смолы, когда Урд почти целиком обратила лик к солнцу. Все тело отчаянно ныло, оставленные осколками камня раны саднили, горели огнем, однако день выдался необычайно теплым – таких теплых дней я не видывал с тех самых пор, как, покинув Тракс, углубился в горы. Стоило выйти из рощицы, передо мной раскинулась сверкающая в лучах солнца гладь озера Диутурна и свежие травы, зеленеющие среди камней.

Усевшись на каменный выступ, спиной к уходящей ввысь стене замка Бальдандерса, лицом к синеве озера внизу, под ногами, я в последний раз освободил хвостовик сломанного клинка «Терминус Эст» от прекрасной рукояти из оникса и серебра. Меч – это клинок, а посему «Терминус Эст» на свете более не существует, но рукоять я нес с собой до самого конца путешествия, хотя ножны из человечьей кожи предал огню. Настанет день, и рукоять эта обретет новый клинок – пусть не столь совершенный и принадлежащий не мне.

Обломок клинка я, поцеловав на прощание, забросил далеко в озеро, а после принялся за поиски среди камней. В какую сторону Бальдандерс запустил Коготь, я представлял себе весьма смутно, но помнил, что бросок был направлен куда-то к озеру, и хотя видел, как камень улетел за стену, чувствовал: зашвырнуть столь небольшой предмет далеко от берега даже его ручище не хватило бы сил.

Однако вскоре мне сделалось ясно: если самоцвет упал в озеро, потерян он безвозвратно, так как глубина повсюду вокруг достигала множества элей. Тем не менее отчаиваться было рано – ведь до озера камень вполне мог не долететь, а угнездился в какой-нибудь трещине, отчего свет его и незаметен со стороны.