Меч и его Эсквайр

И снова прибавлю, ибо не хотел сразу выдавать их главную тайну. У Детей Моря имеются, как я обмолвился ранее, верные помощники – нет, скорее друзья. Ба-фархи, то есть Водные Скакуны или Морские Кони. Огромные животные, что дышат воздухом, но постоянно пребывают в воде или под нею. Когда всё спокойно, они играют, выделывая прыжки, колеса и пируэты, и невозможно представить зрелище прекраснее, чем эта живая сталь, эта подвижная ртуть, изогнутая, точно сабля. Огромные черные тела, будто покрытые скользким лаком, белое брюхо, глаза сощурены в лукавой усмешке, из воронки наверху изредка вылетает фонтан – гордый плюмаж в виде водяного пера. Но это и почти абсолютные убийцы, что неудивительно в мире меньших наших братьев; хотя милосердие им также свойственно и вообще иногда кажется непостижимым. Не однажды они спасали от потопления, в точности как своих сородичей, и рыбака, чья лодка перевернулась, и даже охотника на акул, что пытался отогнать, обжечь их огненным снарядом, но загорелся сам. Даже тех чужаков жалели они, что охотились на них ради их будто бы целебной крови, скорее красной, как у человека, чем синей, как у рыбы… Хотя и правда: нечто в ба-фархах воистину целебно для человека.

И вот я ныне думаю: можно ли поименовать скотоложеством ту теснейшую близость, что возникает между Морскими Людьми и этими созданиями? Когда сливаются не семя и не тела, а слюна, слизь и слезы человека и зверя – и оттого человек обретает непревзойденную телесную мощь вместе с умением пребывать в чуждой ему изначально стихии, а зверь – гибкий разум и способность к членораздельной речи?

Еще одно. Возможно, по причине доступности природных богатств – кораллов, раковин, жемчуга, сокровищ, поднятых с затонувших кораблей – ба-нэсхин не корыстны: и это также привлекает к ним и побуждает их защитить. Такое желание пробуждается у каждого истинного человека. Таковое стремление будет свойственно, мы надеемся, и нашему неведомому пока владыке с морским прозвищем и долей морской крови в жилах, которого зачнут, вырастят и воспитают для нас в самом сердце Земного Народа.

…Я захожу в море по пояс. Оно приподнимает и ласково колышет мою рясу. Ба-фархи любят есть сырую рыбу из рук человека, хотя в море ее довольно: может быть, чтобы слегка напугать нас своими зубами, возможно, чтобы продемонстрировать свою дружелюбную силу. Это последний раз, дети мои… Завтра я уезжаю от вас – и увожу с собой эти свои записи».

Арман Шпинель де Лорм ал-Фрайби. Скондия

Я свернул рукопись в трубку и вложил обратно в футляр.

– Мор, зачем ты привез мне это из замка Ас-Сагр? Наши ассизцы и так это всё знают. И отчасти именно от этого человека.

– Написано красиво. И сами факты, и пророчество. Это не его рука, однако список древний и пророчество дословное.

– Оно не про тебя, надеюсь?

– Мне говорили, что работа велась еще с нашей Тетушкой Заботой. А что до предвидения и надежды – это обычно для человека.

– Ты не ответил.

– Как я могу знать?

Моргэйн, мальчик… нет, юноша с морским именем, рожденный морской царевной, насупился и наполовину вытянул из ножен свой кинжал: тусклая черная сталь, рукоять из акульей кожи, в перекрестье – смеющаяся женская головка со змеящимися кудрями. Стелла заказала на добрую память или наши Братья подарили в честь первой – или какой-то еще – ступени или степени познания?

Нет, он не был по-настоящему похож ни на Хельмута, ни на свою мать. Сам по себе: смесь диковинных кровей. В нем ждали своего часа многие из тех, кто был нарочито разведен в стороны. Ждали, чтобы слить свою кровь воедино для…

Для чего, спросил я свой внутренний голос. И он замолк на полуслове…

Моргэйн провел пальцем по лезвию, по-детски сунул его в рот. Вбросил кинжал в обтянутые бархатом ножны.

– Острое. Ты знаешь, для чего меня готовят. Надеюсь, через несколько лет я стану хорошим водителем плотов. Настоящим всадником ба-фархов – только уж очень трудно надевать упряжь на такую силищу, а верхом безо всего у меня, боюсь, не получится. И настоящим вождем Сынов Моря тоже сделаюсь. Тогда я успею сделать то, что надо.

– Как князь?

– Или как барашек. Ягненок. Агнец, – он ухмыльнулся, растягивая последнее слово, будто…

Будто мужчина, которому надо лишь пройти последнюю шлифовку. Он шутит, он нисколько не подозревает сути дела, полагая, что вот теперь ему предстоит самое сложное. Но уже преодолены пороги, обогнуты тихие омуты, пройдены главные испытания. Самое неподъемное и впрямь ждет – но лишь в конце.

Я боюсь. Что я сотворил – скажет ли, объяснит ли мне хоть кто-нибудь?

Через сутки мой внук уехал из Скондии – как оказалось, навсегда. И теперь кляну себя: даже собственноручный мой список с монашьей рукописи я не попросил – а он не взял на память.

Знак XII. Филипп Родаков. Рутения

– Вот теперь я точно понимаю про петлю, – сказал я, рассматривая зыбкий абрис. – Что я не соврал в своем предвидении. Свить петлю – значит этакий спиральный узел поверх неправильного овала закрутить на западный манер. В точности как на этой, блин, странице.