Мацзу (СИ)

После чего Джордж Эллиот, не дожидаясь, когда высокопоставленный парламентер изложит, зачем прибыл к нам, огласил условия, на которых может быть подписан мирный договор: выплата контрибуции в размере миллион двести тысяч фунтов стерлингов (шесть миллионов долларов) серебра за конфискованный опиум, открытие порта Кантон для свободной торговли с разумными пошлинами и передача острова Гонконг в вечное пользование, куда передислоцируется гарнизон из Динхая.

— Я передам ваши слова нашему…. хуанди Айсиньгёро Миньнину, но он послал нас для того, чтобы завести в вашем лице друга. Эта война не нужна ни вашей королеве, ни ему… — начал Ци Шань, рубя фразы, чтобы удобнее было переводить.

— Меня не интересует, зачем прислали тебя, — грубо оборвал Джордж Эллиот. — Я не собираюсь слушать красивые речи, на которые, как мне сказали, вы большие мастера. Я озвучил наши требования. Тебе их передадут и в письменном виде. Поторопитесь с ответом, иначе мои корабли уничтожат ваши береговые форты, войдут в реку и начнут обстрел городов, сначала этого, как его?

— Тяньцзинь, — подсказал я.

— Да, а потом другие, пока не добреемся до вашей столицы. Тогда вы станете сговорчивее, но и наши условия будут другими, более жесткими, — закончил он.

Все попытки Ци Шаня перевести разговор на обсуждение требований были отметены. Как я понял, контр-адмирал хотел побыстрее закончить разговор, потому что по натуре был человеком не воинственным и не слишком твердым.

— Подари в ответ китайскому императору четыре бутылки портвейна. Так им будет понятнее, — шепотом подсказал я.

Цифра четыре у китайцев звучит так же, как слово смерть. Подарить четыре предмета, пусть и очень дорогих — пожелать смерти.

— А что это значит? — поинтересовался он.

— Типа четырех всадников Апокалипсиса, — ответил я.

— О, как раз то, что надо! — радостно согласился Джордж Эллиот и приказал слуге принести вино.

На самом деле я считаю, что эта конная четверка — шаловливые детки в сравнение с такими же всадниками англосаксонского миропорядка. Надеюсь, хуанди Айсиньгёро Миньнин поймет намек. Не помню, уцелеет ли он сам во время Опиумных войн, но людей в его империи погибнет из-за англосаксов в разы больше, чем во время нашествия монголов, тоже далеко не ангелов.

64

Второй раунд переговоров прошел через день. На этот раз Ци Шань привез в подарок большой заварной чайник из трехцветного — белого, желтого и зеленого — фарфора сань-цай, причем внутрь были насыпаны зеленоватые жадеиты, как бы символизирующие зеленый чай. Джордж Эллиот не сумел скрыть удовольствие.

— Стоит на них наорать — и сразу становятся понятливыми! — усмехаясь, сказал он.

Я не стало переводить эти слова, как и переводчик-китаец. И так было понятно, что гвайлоу — он и есть гвайлоу.

Подогнали подарок и мне. Это была бронзовая чаша для подогрева байцзю на трех гнутых ножках и с барельефом крадущегося тигра. Я пока не большой специалист по китайской бронзе, но, судя по патине, вещь древняя, может быть, эпохи Пяти династий и десяти царств или даже предыдущей Тан.

Вручил чашу помощник главы делегации, низко поклонившись и со словами:

— От нашего общего друга.

Кто этот друг, не сообщил, но я и так понял.

— Это слишком ценный подарок для такого никчемного человека, — изобразил я скромняжку.

— Поверьте, вы достойны этого, как никто другой! — стоял на своем китаец.

Я принял подарок двумя руками, поблагодарив.

— Что за ерунду они тебе подсунули? — полюбопытствовал контр-адмирал.

Я улыбнулся, порадовавшись его образованности, и ответил:

— Чаша для подогрева байцзю — местного рисового виски. Маленькому человеку — маленький подарок.

Не знаю, как сейчас, а лет через сто пятьдесят эта чаша будет стоить, как роскошная яхта, а на его заварной чайник вместе с жадеитами можно будет купить лишь катер б/у.

На этот раз Ци Шань извивался, как гадюка с защемленным хвостом. Видимо, обязан был кровь из носа договориться с гвайлоу. Перепробовал самые разные подходы к Джорджу Эллиоту, пока не включил дурака. Вот тут-то британский сноб и повелся, как тупой лошара.

У англичан неистребимая уверенность, что они самые умные, точнее, что все остальные дураки. Однажды я летел в самолете из Лондона в Москву. Соседом оказался новоиспеченный выпускник Оксфорда из российской глубинки. Парень был из семьи чиновника средней руки, то есть не шибко богатой, которая изрядно напрягалась, чтобы оплатить его учебы в престижном вузе, поэтому, как он сам признался, барыжничал понемногу марихуаной, продавая ее богатым однокурсникам, в первую очередь англичанам. Сперва дела шли не очень, потому что умничал, стараясь соответствовать интеллектуальному уровню клиентов, хотя для этого приходилось сильно тупить, потом врубился, поглупел и переоделся, как он выразился, под медведя с балалайкой — и стал своим в доску чуваком. Ты становишься хорошим для англичанина только в том случае, если соответствуешь образу, который он тебе определил. Эти образы намного ниже тех, на которых располагаются сами, то есть за гранью цивилизации. Этой самоуверенностью страдают даже отбросы английского общества.