Мацзу (СИ)

Ци Шань прибыл на колесном, крытом и обитом железными листами судне, поразившем британцев, которые сперва решили, что движется оно, благодаря паровой машине, как их канонерки, но не смогли найти трубу. Я объяснил, что применен принцип топчаковых колес, внутри которых идут (бегут) люди, вращая его. В Западной Европе сейчас так работают подъемные краны, поэтому меня поняли. Наместник Чжили — невысокий, грузный, с круглым и почти безволосым лицом, на котором хитрость оставила, на мой взгляд, слишком много меток — был маньчжуром. Облачен в черный шелковый халат с высшим военным буфаном цилинь, хотя должность была гражданская, и черную четырехугольную шапку с рубиновым шариком. При этом его абсолютно (или умело скрыл это?) не интересовали вооружение и устройство линейного корабля, все внимание было сосредоточено только на контр-адмирале Джордже Эллиоте. Всем своим видом Ци Шань довольно правдоподобно изображал счастье лицезреть такого великого человека. В общем, охмурял дикаря лаской. Вместе с ним на борт линкора поднялись помощник с гражданским буфаном четвертого ранга серый гусь и переводчик с гражданским буфаном восьмого ранга перепел. Оба в скромных серо-черных халатах и таких же шапочках, как у начальника, только шарик у первого опаловый, у второго бронзовый. Помощник передал Ци Шаню шкатулку из красного дерева, и тот, поклонившись протянул ее двумя руками, сообщив, что это подарок от (пара минут восторженных прилагательных) хуанди Айсиньгёро Миньнина.

— Подарок от китайского императора, — коротко перевел я контр-адмиралу и подсказал шепотом: — Кивните и возьмите двумя руками.

Джордж Эллиот сделал, как я посоветовал, поблагодарил хуанди Айсиньгёро Миньнина и открыл шкатулку, продемонстрировав любопытство и жадность, то есть запредельную невоспитанность. Внутри лежала золотая булавка длиной сантиметров семь-восемь с головой в виде головы лошади. Такими сейчас британцы закалывают галстук. Судя по выражению лица, контр-адмирал ожидал увидеть что-то более ценное.

Я заметил, какое усилие сделали над собой все три китайца, все-таки сохранив восторженное выражение на лицах, и сжал губы, сдерживая смех. Это не ускользнуло от них.

— Подарок должен быть полезным, но не очень ценным, иначе сочтут за дань, — объяснил я Джорджу Эллиоту, умолчав о том, что лошадь — символ кочевника, то есть дичайшего дикаря.

— Что ж, буду закалывать ею галстук, собираясь на скачки! — кисловато улыбаясь, произнес он.

— Циньчай дачэнь от души благодарит за подарок! — произнес я прежде переводчика, употребив китайский термин для обозначения должности командующего эскадрой, и, не удержавшись, добавил: — Ему нравится всё, что связано с лошадьми, дикими кочевниками…

Китайцы во время переговоров с иностранцами не обращают внимания на переводчика, даже мельком не глянут, его словно бы нет, а тут все трое уставились на меня и лучезарность лиц малость потускнела.

Я не удержался еще раз и сообщил:

— Не напрягайтесь, он не понял намек.

Члены делегации дружно закивали, как китайский болванчик, и опять растянули губы до ушей в улыбках.

Кстати, такие фигурки можно встретить здесь во многих домах, изготовленными из разных материалов, по достатку. Они отгоняют злых духов. Обычно это старик с большущими ушами (признак удачной судьбы и легкого характера) и идиотской улыбкой. Согласно мифу, бог счастья Фу Шень превратил в болванчика злобного и вечно недовольного императора, который с тех пор кивками одобряет всё и вечно радуется.

— Что ты им сказал? — полюбопытствовал Джордж Эллиот.

— Объяснил, что такое скачки. Здесь нет такого развлечения, — ответил я.

Переводчик-китаец глянул на меня, как на единомышленника-юмориста.

Делегация была приглашена в каюту, где мы с контр-адмиралом сели по одну сторону стола, а Ци Шань по другую, поерзав на мягком стуле с непривычки. Помощник и переводчик встали позади него, первый справа, второй слева. Видимо, начальник туговат на одно ухо. Слуга в ливрее, которая запросто давала фору не только халатам китайцев, но и нашим сюртукам, потому что мы с Джорджем Эллиотом одевались скромно, поставил перед нами хрустальные бокалы и наполнил красным портвейном, дешевым и забористым. Контр-адмирал и в напитках ценил в первую очередь простоту.

Он поднял полный бокал и произнес тост:

— Предлагаю выпить за здоровье нашей королевы Виктории и вашего короля — как там его?

— Айсиньгёро Миньнин, — подсказал я.

Джордж Эллиот повторил, не сильно исковеркав. Переводил китаец, подправив часть ошибок гвайлоу, в том числе добавив целую череду обязательных прилагательных к титулу правителя, из-за чего его речь оказалась раза в три длиннее.

— Он правильно переводит? — засомневался контр-адмирал.

— Да, — подтвердил я, пояснив: — С учетом местных традиций.