В углу приемной стоял длинный аквариум. Даже золотые рыбки, казалось, смотрели на Немо, расплющив о стекло свои рыбьи носы. За аквариумом на стене красовались фотообои с изображением сиднейского оперного театра, настолько реалистичные, что Немо поначалу принял их за окно. Разумеется, он никак не мог видеть сиднейский оперный театр из окна этой клиники, но все-таки обои были жутко натуралистические.
— Немо, — сказала Клинити, пытаясь говорить как можно медленнее и четче. — Пока мы не фошли.
— А? — спросил Немо.
— Ты понимает, фто нам придетша дватша?
— Фто?
— Понимает, фто нам надо будет дватша?
— А?
Клинити шире открыла рот и попыталась произнести как можно отчетливее:
— Дгха-а-атш-ша.
— Дватша, — догадался Немо. — Да.
— Ты готов дватша с адептами?
— Клинити, — сказал Немо, — я долшен кое-фто тебе шкашать. Я не шаконшил… — он сделал паузу и продолжил, с трудом ворочая раздутыми деснами, — обушение ш Иудой.
— Шушишь, — ужаснулась Клинити.
— Не ушпел, — признался Немо.
— Ты не умеешь дватша?!
— Я умею таншефаш, — с надеждой сказал Немо, — до дваки мы так и не добвалишь.
Клинити оскалилась: вышло особенно устрашающе из-за воспаленного вида ее десен.
Открылась дверь. Вернулась медсестра.
— Сюда, пожалуйста, — сказала она. Пациенты в приемной издали коллективный вздох возмущения. Клинити лихорадочно обернулась к выходу, потому взяла себя в руки и шагнула вслед за сестрой.
Они прошли по длинному коридору мимо нескольких лиловых дверей. Из-за одной доносилось загробное гудение бормашины. Немо передернуло.
— Шмуффеуш там, — шепнула ему Клинити.
— Доктор сейчас вас примет, — произнесла медсестра с какой-то неуловимой интонацией (Немо показалось, что он уловил нотку торжества) и открыла дверь.
В кабинете плечом к плечу стояли три адепта. Хотя вместо сюртуков на них были белые халаты, сомнения, что это именно адепты, не оставалось.
Двоих Немо узнал: того, кто его допрашивал, и второго, чье имя (38VVc310298374950544, как запомнил Немо) случайно прозвучало тогда в разговоре. Третий был в черных очках, что, учитывая слабую освещенность в кабинете, могло означать либо патологическую светобоязнь, либо патологический выпендреж.
Лицо первого адепта вспыхнуло злобным торжеством.
— Мистер Эвримен! — прогудел он. — Какая приятная встреча!
Клинити прыгнула. Она подскочила к самому потолку, уцепилась за люстру и качнулась вперед, растопырив ноги. Правая пятка угодила в правого адепта, левая — в левого. С двойным «хрясь» оба грохнулись навзничь.
— Фпейод! — крикнула Клинити, спрыгивая с люстры и выставляя скрещенные руки перед собой в позе классического кун-фу. — Беги, Немо! Шпашай Шмуффеуша!
Однако взгляд Немо был прикован к третьему адепту, который проскочил под Клинити, пока та качалась под потолком, и теперь стоял прямо перед ним.
— Мистер Эвримен, — ухмыльнулся тот и примерился нанести Немо хук справа.
Наконец Немо среагировал. То ли в мозг просочилась-таки чуточка адреналина, то ли занесенный кулак пробудил какие-то спящие первобытные импульсы, но реакция была молниеносной.
Он пустился в пляс.
Он протанцевал три шага влево, исполнил шассе вправо и еле увернулся от удара.
— Наш рашоблашили! — завопил он голосом человека, которому в рот затолкали подлокотник от кресла.
— Шнаю! — ответила Клинити, совершая центробежное движение по южной, восточной и северной стенам комнаты в попытке увернуться от двух других адептов.
Немо «змейкой назад» вытанцевал из коридора. Исполнил «меренгу». Как только адепт его настиг, мастерски выписал «восьмерку». В коридоре он сплясал ламбаду. Изобразил «силла жиратория»: левая нога, правая нога, левая нога, правая нога, левая нога, правая нога, полуповорот влево, полуповорот вправо — и так четыре раза подряд, покуда адепт, с перекошенным от злобы лицом, пытался его поймать.
Немо успел заметить позади медсестру. В следующий миг она метнула карандаш: тот пролетел, как пущенная из арбалета стрела, воткнулся в стену и остался торчать, дрожа.
Немо притопнул каблуками, исполнил усложненный перекрестный свивл и скакнул к двери, за которой томился Шмурфеус, но не проскочил в нее, как ожидал, а отлетел, словно мячик, потирая ушибленное плечо. Адепт прыгнул на него. Немо в панике исполнил элемент «топтание на месте», что, по определению, ничуть его не продвинуло.
Адепт выхватил огромный пистолет и приставил к лицу Немо.
Немо ойкнул, выразив этим коротким звуком целую бурю чувств.
Дуло пистолета упиралось в самый кончик носа, вдавливая его внутрь.
— Может быть, теперь, мистер Эвримен, — ухмыльнулся адепт, — вы признаете неизбежность поражения?
С проворством, рожденным паникой, Немо исполнил «мамбо-эль-молинита»: поворот под рукой на месте вправо, свивл на одну четверть, бросок назад от адепта и мимо медсестры. Те взвыли от досады.
Пистолет адепта так и остался приклеенным к лицу, словно рыба-прилипала, — Немо чувствовал, как при поворотах тяжелый металл оттягивает ему кончик носа.
— Эй! — возмущенно крикнул адепт.