Матрица÷Перематрица

Они поднялись на лифте, который расписал из аэрозольного баллончика некий художник-новатор. Нарушив все стереотипы росписи лифтовых кабин, он украсил левую стену огромным схематических изображением мужского репродуктивного органа, а на двери, смело экспериментируя с формой и лингвистическим содержанием, начертал слово «пидорас», словно надеясь методом проб и ошибок прийти к правильному написанию. Слово было написано через два «и», через два «а», через два «р», через два «с» и даже с «з» на конце.

Гордон как раз заканчивал читать список, когда двери открылись. Они вышли на темную, пахнущую мочой площадку.

Клинити постучала в ничем не примечательную дверь.

Дверь открылась.

Комната за ней была почти пустой. Два бордовых кресла стояли одно напротив другого. Освещение создавали лишь свечи на шкафу. Другой мебели в комнате не было. Грязно-зеленые обои отстали от стен; по углам прятались тени.

Двери открыл бритоголовый молодчик в водонепроницаемом дождевике от Армани, а посреди комнаты, в одном из кресел, сидел человек, к которому они пришли: Шмурфеус, в длинном кожаном плаще. Он был абсолютно лыс. Синие очечки сидели на переносице без помощи дужек. Черная кожа отливала синевой, лицо выражало безмятежное спокойствие. И вместе с безмятежностью в нем чувствовалась неукротимая сила. Он излучал власть. Гордон прикинул, что росту в нем не меньше, чем два метра три сантиметра. Ближе к трем метрам двум сантиметрам. Великана окружала аура мощи, знания и мудрости. Руки он держал перед собой, сведя пальцы.

— Немо, — сказал Шмурфеус, не поворачивая головы и не глядя в сторону Гордона. — Заходи. Очень рад знакомству.

— Привет-привет, — ответил Гордон, выступая вперед. — И я. Взаимно. Жутко счастлив. Общий привет. — Он улыбнулся собравшимся в комнате, всячески стараясь показать, что неимоверно рад оказаться в их компании, но почувствовал, что перегнул палку. Он не столько улыбался, сколько лыбился, словно говоря: «Вот полюбуйтесь, ну разве я не урод?», а это вовсе не входило в его намерения. Нервничая и смущаясь, Гордон совсем перестал улыбаться, потом подумал, что выглядит слишком серьезным, и немножко раздвинул губы. Впрочем, это могло показаться надменным, поэтому он улыбнулся чуть шире, рискуя вновь расплыться в идиотской ухмылке.

— Классно, — сказал он, решив, что легче заговорить, чем отрегулировать ширину улыбки. — Здорово здесь у вас. Как жизнь?

Наступила тишина.

— Ты пришел за ответами, — пробасил Шмурфеус. — И я могу их дать. Я знаю, — сурово продолжал он, — что ты спросишь.

— Можно мне сесть? — спросил Гордон.

Лицо Шмурфеуса подернулось легкой рябью и тут же вновь стало безмятежным, как у дзенского наставника.

— Да-да, садись, если хочешь, — сказал он. — Я имел в виду вопросы, которые ты задашь потом.

Гордон опустился в кожаное кресло напротив Шмурфеуса. Сиденье было очень низким, и Гордон все приседал и приседал, надеясь нащупать задом обивку. Он готов был уже плюхнуться, надеясь, что лететь недалеко. С другой стороны, если расстояние, скажем, фут или больше, могло получиться не вполне эстетично. Мягкая посадка всегда предпочтительней жесткой. Соответственно он опускался все ниже и ниже, колени хрустели. Лицо напряглось, как будто жмурясь легче удержать равновесие — может быть, натяжение всех мышц создает как бы подвесную опору для тела. Однако Гордон уже прошел точку возврата и вынужден был рухнуть в кресло. Руки непроизвольно взметнулись вверх.

При соприкосновении брюк со скрипучей обивкой раздался звук, как будто Гордон пукнул.

— Это, — сказал он, встретив немигающий взгляд Шмурфеуса, — было кресло.

— Знаю, — отвечал Шмурфеус непроницаемым тоном человека, которому многое известно.

— И вообще. — Гордон поерзал в кресле, устраиваясь поудобнее, отчего неприличный звук повторился еще дважды. — И вообще. О чем мы?

— Ты хочешь задать мне вопрос, — сказал Шмурфеус и, поскольку Гордон молчал, добавил: — Ты хочешь спросить меня про МакМатрицу.

— Ну да. Почему бы и нет? — Гордон нервно хохотнул.

— Я не могу тебе сказать, что такое МакМатрица, — сурово произнес Шмурфеус.

— Надо же, — разочарованно протянул Гордон. — Жаль.

Наступила пауза.

— А может, все-таки рискнете? — сказал Гордон.

— Что?

— Рассказать. Вдруг получится лучше, чем вы думаете.

— Нет, нет, — сказал Шмурфеус таким тоном, будто Гордон ничего не понимает. — Ты должен испытать это на себе.

— Да, конечно, понимаю. И все-таки вкратце? В двух словах? Конспективно. Можно без лишних подробностей.

— Никто, — с легким раздражением повторил Шмурфеус, — не может сказать, что такое МакМатрица. Каждый должен испытать сам.

— Даже намекнуть нельзя? — допытывался Гордон.

— Нет.

— Да ладно вам!

— Нет.

— Ну пожалуйста!

— Ты не понимаешь всей сложности…

— Я не прошу расписать мне в красках, только в самых общих чертах.

— Ты меня не слушаешь. Нельзя просто…

— Пожалуйста-пожалуйста.

— Это тюрьма виртуальной реальности, в которой мы все томимся, — буркнул Шмурфеус.

Он закрыл глаза и задышал, стараясь восстановить спокойствие.