Мастеровой

— А я, как он появился, посмотрел. Развернул для этого. Что за диво? Изнутри прозрачный, вижу все, а снаружи — будто зеркало.

— Зеркало? — удивилась Оболенская. — Федор Иванович, идемте к фонарю!

Под столбом она отпустила его руку, склонилась и стала шарить по земле взглядом. Нашла, что искала, присела и подняла камешек.

— Сейчас брошу в вас, — заявила безапелляционно. — Постарайтесь отразить.

Федор в ответ лишь плечами пожал. Чудит барышня. Варвара отошла на несколько шагов, размахнулась и метнула в него камушек. Дальше случилось невероятное — перед Федором возник щит. Камень отразился от него и просвистел обратно, сбив с Оболенской шляпку. Та только взвизгнула. Федор подбежал, поднял шляпку и протянул спутнице. Та поспешно водрузила ее на голову.

— Что это было? — спросил Федор.

— Зеркальный щит, да еще активный, — ответила Оболенская. — Ишь, как камень отразил! Сильней, чем бросили. Поверить не могу! Редчайший дар, о таком в книжках читала. Не знаю, есть ли у кого еще. Но у вас откуда? Прежде были способности?

— Предметы двигал, — ответил Федор. — Так, по мелочи. Баловство.

— А потом сняли знак с огневика, заполучив его силу, — продолжила спутница. — После смерти мага, она перетекает в знак. Но хранится недолго — не более часа. Вы успели перенять. Право, интересно. Дар кинетика в сочетании с огневым — и такой необычный результат.

— Ну, и что делать? — спросил Федор.

— Укреплять и развивать дар, — ответила Варвара. — Я вам помогу, меня этому учили.

— Для чего?

— С зеркальным щитом, да еще активным, вас возьмут в гвардию царя. Дадут титул.

— Больно нужно! — хмыкнул Федор. — У меня есть занятие, Варвара Николаевна, и оно мне нравится. Осеняться не желаю.

— Ваше право, — сказала Оболенская, как почудилось Федору, с одобрением. — Только от занятий не отказывайтесь. Пригодится. Будь на вас щит, в том бою вы могли убить мага, отразив огнешар. Не пришлось бы хитрить с револьвером. А еще вас не будут брать пули и, возможно, снаряды.

— Я подумаю, — сказал Федор.

— Как решитесь, отыщите меня, — предложила спутница. — В библиотеке я ежедневно, кроме воскресенья. Домой не приходите — хозяйка решит, что вожу мужчин. Выгонит. Да и комнатка у меня скромная, стыдно пригласить. Лучшую снять не могу — жалованье небольшое.

— Ах, Варвара Николаевна! — улыбнулся Федор. — Было бы чего стыдиться? Я рос в приюте. Представляете сотню коек в одном помещении? Потом были казарма при заводе, а затем — в полку. Один в комнате недавно живу. Все в жизни меняется. Будет и у вас свой дом с прислугой, муж, дети, жизнь счастливая. Чего я вам искренне желаю.

— Удивительный вы человек, Федор Иванович, — сказала Оболенская. — Столько доброты… Буду рада видеть вас. А сейчас мы пришли, вот мой дом…

Федор попрощался и пошел к себе. Варвара проводила его взглядом. «В приюте рос, — вспомнила его слова. — Кто из родовых сдал? Вот же идиоты! Потерять человека с таким даром! Хотя, чему удивляюсь? Они все кретины. А вот я своего не упущу…»

Глава 15

Юлия пила чай с булками. И то и другое ей принес официант из ресторана и, получив плату с чаевыми, удалился, пожелав: «Бон апети![108]». Хорошая прислуга в «Астории», вышколенная. Любое пожелание постояльца выполнят мгновенно, но и чаевые любят. Причем, пятачок не дашь — морщатся. Что поделаешь — столица. Жить в ней дорого, но безумно интересно. Вчера они с Николя были в Михайловском театре, смотрели оперетту Оффенбаха «Парижская жизнь» в представлении французской труппы. На французском языке, разумеется. Прекрасная музыка, артисты. После спектакля заехали в ресторан. В гостиницу Юлия вернулась за полночь, легла поздно, встала — соответственно. Люди завтракают, а она только чай пьет. Ну, и что с того? Это вам не Тула, а столица. Здесь жизнь другая, и она ей нравится.

О случившемся Юлия ни капли не жалела. Да бросила жениха, гимназию, родной город. Ну, так было для чего. И кого. Николя очаровал ее сходу. Высокий, стройный красавец в черном мундире с желтой выпушкой по краям пригласил ее на танец на балу. Вальсировал он великолепно. После отвел к буфету, где угостил шампанским. Там разговорились. Николя оказался князем, сыном адмирала, Осененным гвардейского полка. Юлия рассказала о себе. О том, что сирота, преподает в гимназии. Упомянула о приданом, чтоб не думал, что нищая. Сумму, правда, не назвала. Сказала, что значительная, а оставили приданое родители. Князь выслушал и улыбнулся:

— Вы чудо, Юлия Сергеевна! Отправляясь в полк на стажировку, не ожидал встретить здесь прекрасный цветок.

— Оставьте, князь! — смутилась Юлия.

— Святая правда, Юлия Сергеевна! — не замедлил князь. — Вы хороши собой, умны и образованы. Доселе не встречал таких.

— Даже в Петербурге? — удивилась Юлия.

— Видели бы вы тамошних барышень! — фыркнул Николя. — Они жеманны и манерны. Слова не скажут в простоте. За душою — пустота, а не так, как у вас. Позвольте предложить вам руку? Распорядитель объявил мазурку.