Даршарай, порой украдкой косясь на предмет своих дум, старательно сосредотачивалась на исполнении обязанностей охранницы, внимательно слушая стихию. Да, будь под ногами голая земля, это было бы куда проще, но и каменные плиты пола отзывались не так плохо. А что охраны и без нее достаточно, это перевертыша не беспокоило: бдительность лишней не бывает.
А Наяна Марник просто скучала, изо всех сил стараясь этого не демонстрировать, потому что чудовищно неприлично зевать на похоронах.
Был здесь и Деналь, который держался поодаль от отца и больше смотрел на королеву, чем по сторонам. Периодически одергивал себя, напоминая, что так пялиться — неприлично, отводил взгляд, но потом вновь непроизвольно возвращался к одетой в белое фигуре. Здесь и сейчас, даже при особом старании, отвлечься от Олиры было очень сложно не только ему: королева выглядела ослепительно. Несколько раз их глаза встретились. Деналь не рискнул так уж откровенно улыбаться, чтобы не привлекать лишнего внимания, но взглядом старался передать поддержку. И, кажется, у него это даже получалось.
Когда вереница желающих — и допущенных — в последний раз взглянуть вблизи на мертвого короля наконец иссякла, Олира в первый момент не шелохнулась от слов жреца. Настолько задеревенела в своем кресле и так глубоко погрузилась в некий созерцательный транс, что сумела вынырнуть из него лишь через несколько секунд.
Первым оказался поблизости и подал Олире руку лаккат Мисори, и королеве не осталось ничего другого, как принять помощь. Не требовать же себе другого сопровождающего! Да и не знала она, кого можно потребовать так, чтобы другие не обиделись. Деналя, рискуя вызвать кривотолки? Начальника охраны, который витал в своих мыслях и, увы, был куда больше поглощен личными переживаниями, чем службой? Или уж сразу — Тавьера, чтобы совершенно эпатировать публику? Нет, так вышло лучше всего. Кто успел, тот и провожал королеву из храма, честно отвоевав собственной расторопностью возможность первым более-менее приватно выразить соболезнования.
Лаккат Мисори, слабый маг воздуха, выглядел в своем возрасте отлично, несмотря на то что не прикладывал к этому усилий. После смерти супруги, которую, по слухам, искренне и самозабвенно любил, он так и не женился повторно, полностью посвятив себя политике и делам собственных земель, о чем многие женщины его круга искренне сожалели. Этакая более матерая и опасная версия Деналя — наглядная иллюстрация, как молодой боевой маг будет выглядеть лет через двадцать-тридцать. Пожалуй, даже более эффектная, чем арлаккат сейчас.
— Позвольте выразить вам мои соболезнования, ваше величество, — предсказуемо начал лаккат. — Смерть такого человека — невосполнимая утрата для всех нас и удар для Турана.
— Благодарю, лаккат, — склонила голову Олира. — Мне остается надеяться, что у Турана достаточно верных людей, чтобы он сумел выдержать этот удар.
— Мы все на это надеемся и сделаем все, от нас зависящее, — кивнул лаккат.
Однако, к удивлению королевы, продолжать разговор закономерными намеками или даже прямыми советами, что женщине следует сделать и кому довериться для сохранения мира в стране, Мисори не стал. Шел молча, вежливо приноравливаясь к короткому шагу спутницы, и кидал на нее нечитаемые взгляды.
— Почему вы так странно на меня смотрите? — не выдержала Олира.
— Простите, ваше величество, я задумался, — ушел от ответа лаккат и больше на идущую рядом женщину не смотрел.
И Олира не рискнула уточнять, не сравнивает ли он ее случайно с предшественницей. И не винит ли новую королеву в смерти старой? Это сама Олира понимала, что не может иметь никакого касательства к гибели Дайры, а вот отцовское сердце зачастую глухо к доводам разума.
И уж тем более женщина не рискнула спрашивать чужого незнакомого человека о правдивости переданных Урихом слухов. Гораздо лучше обсудить все это с Деналем, который не станет лгать и, можно надеяться, согласится ответить на вопросы. Если Олира, конечно, наберется решимости их задать, а это не так-то просто.
Слишком своевременно бездетная королева умерла молодой, слишком соответствовала ее смерть государственной необходимости. Слишком легко было поверить в то, что Ильнар Тавьер приложил к этому руку; не тот истинный офицер, который поддерживал и опекал королеву в первые моменты после жуткой трагедии, а циничный безопасник, от одного взгляда которого у многих придворных тряслись поджилки. И Олира отчаянно боялась неприглядной правды, потому что понятия не имела, как она сумеет с этим жить.
Вернее, она понимала, что для нее ничего не изменится: будет жить, как жила, и даже мысли не допустит, чтобы, подобно королевскому кузену, забиться в темную нору и скрыться от мира. Или, хуже того, расстаться с жизнью. И от этого понимания стало тошно. Больше всего хотелось, чтобы кто-нибудь крепко обнял ее и помог уверенно отмахнуться от всех страхов, сославшись на волю богов и еще более потрясающие совпадения, которые случаются в жизни.