Мастера и шедевры. Том 2

А теперь, когда мы представили себе всю грандиозность Российской Империи, всю многослойность ее построения, погрузимся в самую глушь, в бездну — в маленькое местечко Кибарты, близ станции Вержболово… Там в августе 1860 года раздался пронзительный плач младенца. Родился Исаак Ильич Левитан. Конечно, никто в бедной семье станционного служителя не смел и думать, что их сын — великий русский художник — будет в Москве и частенько станет бывать в Петербурге и что его признают и станут приветствовать большие люди.

Но пока это все в туманной дали…

Вообразите всю безжизненную суету местечка Кибарты.

Гвалт и шум базара, длинные щербатые кирпичные заборы, костлявые, тощие старики с войлочными желтыми бородами, с глазами, налитыми до краев гордыней и скорбью.

Но сумерки ростовщичества, скука, ожесточенность споров будто не касались маленького Исаака.

Он не любил посада, обожал бродить босым по пыльным дорогам окраины…

Когда приближался вечер, первая, робкая голубая звезда мерцала в прорыве багровых и розовых пылающих туч закатного неба. Она была еле заметна, эта маленькая звездочка — вестница ночи, прохлады, покоя.

День еще догорал, скрипели телеги, обгоняя малыша, клубилась пыль, чавкала непросыхающая грязь, вопили нескладные, размахивающие руками люди в длинных черных сюртуках.

Над всем этим гамом, словно ветхая шуба, висела гниль старины.

Жизнь местечка.

Своеобразная, диковатая.

Крашенные светлой лазурью домишки стояли, как льдины, в студенистых морях грязи…

Стемнело. Стало тише, прохладнее. Ушли тучи. Закат тлел алыми углями.

И тогда ярче зажглась первая звездочка.

Она взошла над местечком. Кто знает, может быть, это была звезда маленького Левитана.

Странный и нелюдимый, уходил он далеко за околицу и долго-долго вглядывался в даль полей, вслушивался в пение ветра, щебет птиц.

Ждал появления луны.

Ему не сиделось дома: там было тесно, душно и очень грустно.

Исаака не все считали нормальным ребенком, многое прощали. Он целые дни бродил по лугам, что-то шептал, неотрывно следил за бегом облаков.

А когда шел усталый домой, его окружали ветхие деревянные сараи, набитые хламом, косые крыши лачуг.

Он иногда содрогался от бешеных криков скандаливших обывателей — будто проснувшись, вздрагивал и… плакал.

Такой чудной был этот мальчик, Исаак Левитан, у которого свой заветный внутренний мир.

Мир, в котором царили тишина, простор и покой.

Единственно, где он находил отраду, — в черных глазах матери, всегда печальных, ласковых, любящих.

Тикали старые ходики, пел сверчок, бормотал что-то отец.

Ох, как было тоскливо!

Но малыш забывал об окружающей его тесноте и нужде.

Он грезил об огромном мире, где властвовали солнце, воздух и ветер.

Будущий художник был готов излить свои чувства в еще не ясных для него образах, но нищета и приниженность мешали ему, не давали выхода мечтам…

Но еще придет волшебная пора, когда сама царица-природа поможет ему.

Тщедушный мальчонка с фантазией истинного поэта преодолевал прозаизм ужасного быта. Его интимная детская лиричность не могла вступить в бой с пошлостью и жестокостью тогдашнего времени.

Единственно, что он мог, — это стараться не замечать уродства, грязи, всей этой кровоточащей язвы окружающего его мира — нищих, калек, бездушных процентщиков, богачей-мироедов…

Его душа тянулась к свету, к прекрасному, а его считали чуть ли не юродивым. Жизнь давала юному Левитану ежедневные суровые уроки, от которых трудно было укрыться или уйти. Но мальчишка был настойчив, он видел перед собой великую исцелительницу — Родину.

Дни текли, проходило детство.

…Однажды тайком юный Левитан пришел в костел. Он проник в пустынный и гулкий зал храма. Поблескивало золото, улыбались ангелы, грозно глядели пророки.

Осень.

Душа Исаака сжалась: перед ним предстал строгий мир святости, немые статуи, сверкающие столбы света, плящущие в полумраке золотые пылинки, падающие с плафона на мозаичный пол.

Жалким и потерянным чувствовал себя маленький Левитан. Здесь все было сотворено руками людей во имя всесильного владыки небес. Но не было свободного неба и солнца, вечно что-то шепчущей зелени.

Нет, надо бежать на улицу и скорее вдохнуть воздух, простор и свежесть.

Старое барокко не покорило будущего художника. Он и позже никогда не будет преклоняться перед творениями рук людских. Зато мастер всегда будет восхищаться животворной силой и красотой природы.

Семья нищенствовала. Тупик, глухомань задавили жизнь Левитанов.

Отец решил рискнуть.

Отъезд в Москву был неотвратим. И вот когда сложили всю домашнюю рухлядь, немудреный скарб семьи, навьючили багаж и бричка, запряженная двумя клячами, наконец, тронулась на вокзал, Исаак взглянул на небо.

Приближались сумерки, но над сизой мглой небосвод был будто избит огненными плетьми, словно изрыт багровой оспой.

Визжали, скрипели колеса, и нищий кортеж удалился, оставив за собой детство Левитана.

… Москва встретила их снежным бураном, сугробами, хлестким сырым снегом. Семья выгрузилась у огромного серого коммерческого дома на Солянке.

Левитан не мог подсчитать, сколько стоптанных ступеней привело их в убогую обитель.

Хлопнула дверь.