Мастера и шедевры. Том 2

Алексей Максимович Горький, строгий к людям, дал такую оценку Мамонтову:. Мамонтов хорошо чувствовал талантливых людей, всю жизнь прожил среди них, многих — как Федор Шаляпин, Врубель, Виктор Васнецов, и не только этих, — поставил на ноги, да и сам был исключительно даровит».

Великолепным заключительным аккордом в истории картины «После побоища» было приобретение ее для галереи П. М. Третьяковым. Это была победа!

Вот строки из воспоминаний дочери Третьякова Александры Павловны, которые открывают нам характер московских вечеров, столько давших формированию таланта Васнецова:

«У нас Виктор Михайлович бывал часто, заходил днем из галереи, а больше вечером. Он бывал почти на всех музыкальных вечерах, которые ценил и любил… Нежный, благородный блондин, глубокая натура, много работавший над собой человек с поэтичной, нежной душой. Последнее его лучшее произведение вполне характеризует его: «Слово о полку Игореве». У нас в галерее».

Музыка.

Она нужна была Васнецову как воздух, особенно в те часы, когда порою «дух иногда так смущается, что я начинаю делаться нравственным трусом».

Вот слова, в которых живописец изливает всю свою любовь к музыке:

«Как было бы хорошо для меня теперь слушать великую музыку. Как бы я был рад теперь приютиться у печки, между двумя столиками (мое обыкновенное место) и слушать Баха, Бетховена, Моцарта, слушать и понимать, что волновало их душу, радоваться с ними, страдать, торжествовать, понимать великую эпопею человеческого духа, рассказанную их звуками!»

«Музыку часто слышите?» — спрашивает он у художника И. С. Остроухова. — А я редко, очень, очень; она мне страшно необходима: музыкой можно лечиться».

Так трудно преодолевал художник душную атмосферу петербургского жития.

… И снова зал Васнецова в Третьяковке. И снова и снова сотни, сотни людей подолгу стоят у картин художника, о чем-то думают, шепчутся, вздыхают, улыбаются…

Всего десять шагов отделяют «Преферанс» и «После побоища» от висящей напротив «Аленушки», и опять лишь год разделяет даты их создания.

И опять бездна… И опять невероятная новь открытия.

Да, поистине семимильными шагами начал шагать вятич.

Вот что значит, наконец, обрести свою, единственную песню!

Не верится, что автор «Аленушки» мог всего лишь два года назад написать «Преферанс», — настолько они полярны, далеки по мироощущению.

Надо было очень возненавидеть серый мир буржуазных петербургских будней, чтобы с такою силой открыть людям окно в новый, неведомый доселе в живописи мир сказки, былины.

«Аленушка»…

Осень. Холодная заря тонкой стрелой пронзила низкое пасмурное небо.

Недвижен черный омут.

Страшен дремучий лес. На берегу, на большом сером камне — Аленушка, сирота. Робко подступили к воде нежные тонкие осинки. Неласков омут.

Колки зеленые стрелы осоки. Холоден, неприютен серый камень.

Горько, горько сиротинке в этой чащобе. Глушь немая.

Вдруг ветер пробежал по ельнику. Зашелестели, зазвенели листки осинок.

Запел тростник, защебетали «малые пташечки — горьки-горюшечки», потекли унывные звуки тоски и печали.

Может быть, слышит Аленушка плач Иванушки или донес ветер шум костров высоких, звон котлов чугунных, тонкий, злой смех ведьмы.

Каждый из нас с малых лет привык к нежному образу Аленушки как к чему-то необычайно близкому, вошедшему накрепко, навсегда в еще детский образный наш мир, и сегодня нам трудно поверить, что современники проглядели поэтические качества «Аленушки», а увидели, как им казалось, анатомические и прочие школьные погрешности полотна Васнецова…

Возможно, в какой-то степени они имели на это право, как и те педанты, которые мерили с вершком высоту суриковского Меншикова.

Думается, что искусство трудно выверить сантиметром или вершком. Тут вступают категории более сложные — поэтичность, музыкальность, народность.

Вглядитесь пристальней.

И вы поверите, что через миг из темной бездны омута может выплыть кикимора или добрая Царевна-Лягушка. Вслушайтесь… И до ваших ушей долетят звуки летящей Бабы Яги.

А из зеленой мглы ельника высунется добрая рожа лешего…

Таков колдовской мир васнецовской картины — реальный и высокопоэтичный, созданный художником, глубоко поверившим с малых лет в чудесную и волшебную ткань русской сказки и с великим простодушием отдавшим эту веру людям.

Вот несколько строк из воспоминаний автора, раскрывающих тайну создания «Аленушки»:

«Критики и, наконец, я сам, поскольку имеется у меня этюд с одной девушки-сиротинушки из Ахтырки, установили, что моя «Аленушка» натурно-жанровая вещь!

Не знаю!

Может быть.

Но не скрою, что я очень вглядывался в черты лица, особенно в сияние глаз Веруши Мамонтовой, когда писал «Аленушку». Вот чудесные русские глаза, которые глядели на меня и весь божий мир и в Абрамцеве, и в Ахтырке, и в вятских селениях, и на московских улицах и базарах и навсегда живут в моей душе и греют ее!»

Игорь Грабарь со свойственной ему четкостью определяет качества картины:

«В. М. Васнецов в 1881 году создает свой шедевр — «Аленушку», не то жанр, не то сказку, — обаятельную лирическую поэму о чудесной русской девушке, одну из лучших картин русской школы».