Мастера и шедевры. Том 2

«Осенний день. Сокольники». Шелестят верхушки темных сосен, лохматясь на светлом бегущем небе. Шуршат золотые кленовые листья, разогнанные ветром по краям дорожки, удаляющейся от нас в туманную даль. Куда спешит эта одинокая дама в черном? У ее ног скользит прозрачная, осенняя, еле заметная тень.

Левитан отдал дань традиции. Пейзаж — жанр.

Но природный вкус и чувство меры не позволили художнику перейти грань банальности.

Это полотно — типичный «пейзаж настроения», в котором одновременно воздействуют на зрителя человек и природа. Этот опыт юного художника, еще не распознавшего себя и своего пути в искусстве, будет единственным.

Живописец придет к более сложной и оригинальной форме.

Первая и последняя человеческая крупная фигура на картине написана Николаем — братом Антона Павловича Чехова, с которым Левитана свяжет судьба на всю жизнь.

Не без сложностей.

Но они знали друг другу цену, и хоть не всегда дружили, но в самые последние дни в далекой Ялте Левитан напишет на память Антону Павловичу Чехову лирический пейзаж «Стога вечером». Нр не будем забегать вперед. Вернемся в 1879 год.

Осенний день. Сокольники.

Итак, пейзаж Левитана в галерее Третьякова. Это был миг радости. Автор картины получил сто рублей. Напомним, что художнику не хватало одного года до двадцати лет.

И опять судьба наносит очередной удар.

Тяжко заболевает сестра.

Левитан три года снимает дачу в Останкине и всеми силами пытается вылечить Терезу. И она поправляется.

Художник ближе увидел подмосковную природу, больше стал писать пленэр, но когда наконец наступил момент окончания училища и Саврасов пометил на обороте дипломного холста: «Большая серебряная медаль», — это вовсе не был финал. Ученый совет решил по-другому, ему не понравилась картина. Автора попросили написать другую… Лишь через несколько лет, в 1886 году, Левитан получил диплом «внеклассного художника».

Но дама в черном из Сокольников уже много лет ждала в Третьяковке новых пейзажей Левитана. И она дождалась. Его полотна займут место в лучшей галерее России.

Но это было не так просто.

Сложен был путь Левитана к своему признанию. Куда только не толкала его нужда! Писал поденно скупщику картин, малевал и поштучно базарные пейзажи.

И вот наконец судьба свела его с интересным человеком — это был Савва Мамонтов…

Купец, богач решил создать свою частную оперу и… открыл новую страницу в создании оригинальных спектаклей, вошедших в историю развития русской национальной культуры…

Первенцем была «Русалка» Даргомыжского, ею был обозначен сезон.

Мамонтов пригласил Левитана вместе с Виктором Васнецовым писать декорации… Опыта у них не было, и они создавали большие картины-панно.

Премьера.

Зал бешено аплодирует декорациям, что в опере бывало редко: здесь царствовали рутина, шаблон.

Новую романтическую, богатую по цвету русскую песню пропели художники.

Левитану работа очень помогла, он стал шире видеть, стал «цветнее».

Его кисть забывает ученическую кропотливость, мазок стал раскованней, полотна зазвучали звонче.

… Все устали от трудового дня, ноги гудели, хотелось спать, но впереди была ночь — надо готовить генеральную репетицию. Маляр Москвичев уже принял «дозу» и храпит, нарушая тишину. Вдруг распахнулась дверь — Антон Чехов.

Чехов и Левитан. Если отбросить неврозы Левитана, которые помогал исцелить Чехов-врач, то они часто обогащали друг друга, будучи абсолютно разными людьми. Конечно, были и шутки, и игры, но все это с возрастом и возмужанием ушло, а ощущение близости, духовная дружба остались.

Для молодого Левитана театр был лишь эпизодом, не более. Константин Коровин стал корифеем русской сценографии. Зато пейзажист заработал себе деньги на поездку в Крым.

Таврида со всеми своими прелестями, кипарисами, олеандрами, виллами и дворцами «не показалась» живописцу, и он пишет другой Крым — суровый, новый по ощущению.

Пятьдесят этюдов привез он в Москву и покорил всех.

Настоящее жгучее солнце светило на небольших холстах.

Может быть, здесь сыграло роль письмо Антона Павловича к Левитану, в котором он процитировал писателя Григоровича:

«Вы, я уверен, призваны к тому, чтобы написать несколько превосходных, истинно художественных произведений. Вы совершите великий нравственный грех, если не оправдаете таких ожиданий…»

Как ни одинока и трудна была жизнь художника, но ему почти всегда помогали сильные талантом, характером русские люди, не давали хандрить.

И он все больше понимал это.

Художник пишет из Крыма:

«Черт возьми, как хорошо здесь!.. Я вчера взобрался на скалу и с вершины взглянул на море, и знаете ли что, я заплакал, заплакал навзрыд; вот где вечная красота и вот где человек чувствует свое полное ничтожество! Да что значат слова… работается хорошо… если так будет работаться, то я привезу целую выставку».

Левитан не обманул ожидания. Крымские этюды шли нарасхват, пейзажист обретал известность.

Но жизнь его внешне не изменилась.

Меблирашки, скитание, кормежка впроголодь.

Летом новые этюды.

Не хватало основного, сильного, яркого…

И вдруг вновь болезнь.