Каршетт смешно таращил глаза и старался не дышать. Темные, кружком стриженные волосы. Карие глаза. Курносый нос. Синяк на левой скуле.
— Вы дышите, — сказала ему Эльга.
— Можно?
— С меня господин Саргюс спросит, если с вами что-нибудь случится.
— А-а.
Каршетт выдохнул и снова набрал воздуха в грудь, раздул щеки.
Смешно. Может, специально для нее? Просеивая листья, Эльга мысленно уже составляла узоры. Единственный сын. Год в городской охране. Родители дали три эрина старшему гаффину, чтобы его устроить. Простая служба. Несколько мелких стычек с ворами на торговой площади. Зуботычины от ветеранов. Мечты. Ах, мечты…
Эльга улыбнулась.
Каршетт часто видел себя старшим гаффином, с отдельной избой при казарме, с женой из северянок, скуластой, светловолосой, с тремя десятками стражников в подчинении, которые втягивают головы в плечи при одном его недовольном взгляде.
А вот парня приметил сам титор, и мечты стали смелее, радужнее. Не стояние у ворот как-никак, не обход улочек — охрана дворца. Изба выросла в каменный дом, к северянке прибавилась вторая, рыженькая, где-то в городе запримеченная…
Эльга нахмурилась.
— Что, низко держу? — забеспокоился Каршетт.
— Нет, все хорошо.
Мятеж жил в Каршетте красной осенней листвой, страхом, паникой, жадными медными запахами, звоном мечей.
Что-то таилось там.
Первыми касаниями Эльга обозначила контур. Осина шелестела тревожно, избитое дерево щита казалось колким. Ногтем отрезать лишнее, рассыпать второй слой, распределить его, стянуть к центру третий.
Что же за тайна?
— Это я? — спросил, заглядывая сверху, Каршетт.
Эльга подняла голову.
— Пока нет. Держите.
Внутри прислужника трепетали листья. Эльга видела их мелкий ход, за которым, как солнце в щель между ставнями, проглядывали стыд, неуверенность, страх разоблачения, темные крапивные зубчики. Каршетт был связан…
Нет, это не связь.
Он струсил! Он не встал у мятежников на пути! Ушел. Спрятался. Нет! Другое. Он пропустил их, выторговав собственную жизнь!
Пальцы замерли.
— Вы — мастер, да? — улыбнулся Каршетт.
— Почти, — сказала Эльга.
— У нас дома был счастливый букет.
— Действительно счастливый?
— Раньше, пока не засох.
Несмотря на кажущееся спокойствие, внутри у Каршетта все ходило ходуном. Его свободная рука незаметно подбиралась к короткому клинку на поясе. В его голове плыло: отвлечь, а потом ударить. Шиповник, кислица, кровь.
Эльга похолодела.
— А чей был букет? — беззаботным голосом спросила она.
— Не знаю. Старого мастера. Мне сказали, что мастера видят в людях все их мысли и дела.
Эльга фыркнула.
— Это ж старые мастера! Вот когда я состарюсь, тогда, возможно, тоже научусь видеть в людях.
— А сейчас? — жадно спросил Каршетт.
Эльге удалось легко пожать плечами.
— Так, чуть-чуть.
Она бросила на щит новый ворох листьев.
— И что ты видишь обо мне?
Ладонь Каршетта легла на клинок. Он даже повернулся чуть боком, чтобы Эльга этого не видела.
— О тебе?
— Да.
Здесь надо было не сфальшивить. Сыграть тонко. Кто она? Глупая, легкомысленная девчонка. Точь-в-точь, как говорила мастер Мару. Впрочем, дурочку тоже надо подавать аккуратно. Эльга прищурилась, смотря парню в глаза.
— Ну, ты одинок, — сказала она.
Каршет хмыкнул.
— Дальше.
— Ты несколько лет при титоре.
— Полгода.
— Ну, в стражах.
— Годится, — кивнул Каршетт. — В стражах, действительно, больше.
Он слегка расслабился.
— Еще ты в начале испугался мятежа, но затем был храбрым, — сказала Эльга, поведя взгляд за спину Каршетта.
План бросить листья прислужнику в лицо и выбежать с криком о помощи разбился о засов на двери. Он был опущен в пазы.
Ладно.
— Храбрым? — переспросил Каршетт и рассмеялся.
В смехе сквозило облегчение.
— А что, не так? — спросила Эльга.
Пальцы танцевали свой танец.
Хорошо, пусть выбраться из комнаты невозможно. Туп. Ток-топ. Значит, необходимо расположить Каршетта к себе. Туп-топ. Или изменить его? С одними осиновыми вряд ли это получится. И гроздь мятых, видимо, второпях прихваченных рябиновых листьев тоже ничего не решит. Топ-топ-топ. Тем более, что менять? Топ. Ведь человек должен быть предрасположен к изменениям. Допустим, я могу усилить его страх, но это глупо. А выставить себя дурочкой я могу и без листьев.
Можно, конечно…
Топ. Ток-топ. Продолжая набивать букет, Эльга закусила губу. Ох, мастер Мару, вы бы, наверное, были против.
— На самом деле нас, молодых, оставили в резерве, — сказал Каршетт. — Мы должны были следить, чтобы никто не вышел из дворца, и, конечно, не штурмовал его снаружи. Я вообще сторожил задний двор.
Эльга улыбнулась.
— Впервые вижу парня, отказывающегося признать себя храбрецом.
— Ну, это… — смутился Каршетт. — Я не отказываюсь. Просто здесь случая не было. А вообще мне один раз плечо порезали…
Он сделал движение, чтобы показать шрам, но Эльга качнула головой.
— Щит.
— Да, простите, держу.
Каршетт выпрямил спину. Он еще был в сомнении, но немедленное убийство отложил. Ах, как не хотелось все бросать!
— Тяжело? — спросила Эльга.
— Тяжеловато.
— Уже скоро.
Она решилась, она видела, что задуманное возможно.