Мастер осенних листьев

Эльга коснулась букета, и Деодор за столом вздрогнул. Очень нежно, медленно она подравняла липу и пропустила между листьями крохотные стебельки папоротника. Это надежда, живущая в человеке. Придет время, и она расцветет настоящим чудом. Рядом с репейником поселились нарезанные ногтем завитки осота. Это горечь, это неудовлетворенность собой, это желание меняться.

И третье.

Жасмин. Любовь. Огонек в сердце. Деодор хочет этого всей душой, но ищет не там, не в той стороне, не ту.

Осторожно и легко пробежав по букету подушечками пальцев, Эльга подсунула тонкие белые лепестки к чарнику. Вот так.

Она выдохнула.

— Все? — спросил Деодор.

Унисса встала у Эльги за спиной. Ее молчание длилось долго. Она смотрела на букет, легко, ногтем теребя ткань платья на бедре. У Эльги свело живот.

— Хм, — наконец сказала мастер голосом, похожим на лиственный шелест. — Я бы сделала иначе. Но так тоже хорошо.

Неужели?

Эльге показалось, будто все мышцы в ней разом ослабли. Было удивительно, что она не стекла со стула на пол.

Хорошо. Чудо как хорошо.

— Деодор, — Унисса сняла доску с марбетты, — мне кажется, вам следует оценить работу моей ученицы.

— С удовольствием, — Деодор отряхнул ладони от хлебных крошек. — Обязуюсь быть честным, хотя, конечно, мой интерес…

Он умолк, когда букет оказался в его руках.

Эльга не видела его лица. Но ей и не надо было видеть. Странная связь между ними еще держалась, и она будто собственными губами ощущала, как вянет и горчит легкомысленная, предвкушающая улыбка.

Что это?

Перехватило дыхание. Растерянность в изумленно расширенных зрачках. Густой, тревожный звон в голове.

Бом-м!

— Это я? — произнес вдруг Деодор.

— А есть сомнения? — спросила Унисса.

Господин Кеммих не ответил.

Он смотрел в букет долго и пристально, и кровь то приливала к его щекам, то отступала, сменяясь синеватой бледностью.

Что там осталось от улыбки?

— Это я, — прошептал Деодор, и в его голосе послышалась радость узнавания. — Госпожа мастер, это я. Весь я.

Он прижал букет к свитке. На глазах его заблестели слезы.

— Вы понимаете, — сбивчиво заговорил Деодор, — я и не знал… Я забыл. Я утратил… Нет, не то, не так… Я не могу выразить. Это словно зеркало протереть, на него налипло всякое, годы, разочарования, и вот заново. Ведь все еще можно изменить?

Он с надеждой посмотрел на Униссу.

— Да, господин Кеммих, все еще можно изменить, — кивнула мастер.

Деодор снова взглянул на букет.

— Я знаю, как, — тихо сказал он.

— Мы очень рады. Эльга, — позвала Унисса.

Эльга встала.

— Да, мастер Мару.

— Подойди.

Листья были всюду.

Эльга поплыла на голос, утопая в них сначала по щиколотку, потом — по подол платья. Воздух касался губ бледными лепестками, ловил дыхание.

Как Свея в воду, Эльга погрузилась в лиственный мир. Сил сопротивляться ему не было. Можно ли утонуть?

Шаг, другой. Шелест и шелест.

— Господин Кеммих, моя ученица справилась с заданием?

— Госпожа мастер, я могу?

— Да.

Эльга почувствовала, как ее взяли за руку.

Воздух уступил место липовому узору, репейным щекам, малиновому рту, свитке из капустных листьев. Огоньку чарника где-то под. В стороне ива и чистотел сплетались в невысокую женскую фигуру, алый мак и твердый ясень, ясный взгляд, отросшая солома волос. Вроде и гадать не надо, где Унисса, а где пухлый Деодор, но листья будто нарочно перетекали от одного к другому.

Потом Эльга поняла, что Деодор, встав на колено, осторожно прикоснулся губами к тыльной стороне ее ладони. Рядом с печатью.

— Не вам, девушка, а мне быть вашим слугой.

— Я просто делала, что умею, — сказала Эльга.

Слова были лепестки льна, удивительно-голубые, они, проплывая, терялись внутри лиственного Деодора.

— Кажется, ты слегка перестаралась, — сказала Унисса, когда господин Кеммих с букетом вышел в дверцу у ворот. — В следующий раз работай мягче. И папоротник и осот — не самое лучшее сочетание.

— Это плохо? — спросила Эльга, помогая мастеру убирать со стола.

— Нет. Ты — молодец. Ты подарила ему самого себя. Но можно было сделать лучше, тоньше. Увы, ты пока не грандаль.

— С южной сливой?

— В том числе.

Эльга задумалась.

— Все, не стой, — сказала ей Унисса, — иди-ка наверх, выспись.

— Я не хочу, — сказала Эльга, вокруг которой кружились, шелестели, звенели листья. — Я же целого человека набила!

Мастер улыбнулась.

— Дурочка, ты же спишь на ходу!

— Нисколько!

— Пойдем, пойдем.

Ступеньки мягко подкидывали Эльгу вверх. Рыцек — одуванчик, шигула, вереск — путался под ногами.

— Я уже почти мастер? — спросила Эльга.

— Узнаешь завтра, — пообещала Унисса.

— Вы очень твердая, — сказала Эльга. — И очень добрая. А я, наверное, заслуживала хворостины. Не сейчас, раньше.

— Возможно.

— Я так испугалась, что вы меня Деодору отдадите, что у меня букет как-то само собой…

— На это и было рассчитано. Все, спи.

Эльга обнаружила себя в кровати и удивилась, как быстро и незаметно это произошло. Определенно, память играла с ней в прятки.

И время…

— А можно сделать букет из времени? — спросила она.

— Он будет горький, — сказала Унисса.

— Как из осота?

— Скорее, как из полыни, — мастер накрыла Эльгу одеялом. — Букет из времени всегда горек. Спи уже.