Этот жук заставил меня вспомнить о Дарвине, который писал обо всех этих мелких живых существах, что выползали из ила и грязи и постепенно менялись, приспосабливаясь к окружающему миру. В основном, правда, я думала о том, действительно ли нетерпимость к чужому, иному, у нас врожденная, или же ненависти к чужакам нужно учить. Я думала о Малколме, о его поистине беспредельном высокомерии. Я думала о том, какой я сама была в детстве и юности.
И я спросила у Лиссы:
— Неужели мы действительно такие? Мы, люди? Потому что если это так, то я бы, наверное, хотела быть кем-то иным. — Кем угодно, думала я, только не
Мелисса на мой вопрос ответила далеко не сразу. Для начала она, раскрыв свой блокнот, самый обыкновенный старомодный блокнот с железной пружиной в корешке, принялась что-то писать. И лишь после этого, слегка наклонившись ко мне и упершись локтями в колени, сказала:
— Знаешь, что я думаю? Я бы все-таки выбрала участь человека.
— А я вот не уверена, что хотела бы этого!
Лисса подняла руку, призывая меня помолчать. Жест был не грубый, не подавляющий, и я умолкла. А она спросила:
— Видишь вон того жука? В углу?
— Конечно. Это чешуйница.
— Верно. Существо, приспособившееся вести себя так, как это необходимо, чтобы выжить. — Мелисса встала и подошла к жуку, который то раскрывал, то закрывал свои жесткие крылышки, из-под которых выглядывали другие, более тонкие, похожие на рыбий хвост, и все пытался вскарабкаться на стену, что ему никак не удавалось. — Видишь, как он убегает от моей туфли? Точно так же он будет убегать и от других хищников. Сороконожек, пауков и им подобных. А вот от своих сородичей он убегать не будет. — Лисса как-то криво, даже чуть коварно улыбнулась уголком рта. — Ну, разве что ему придется спасаться бегством от самки после совершения брачного ритуала, но это совсем другая разновидность бегства.
Мы смотрели на этого жука как завороженные. Лисса уже вернулась и села рядом со мной на комковатый диван, но мы все продолжали наблюдать за тем, как жук, поблескивающее в полутьме пятнышко, то ползет вверх, то снова скатывается вниз — ведет привычную для него жизнь, связанную с добычей пропитания, обеспечением безопасности и поисками полового партнера. Я понимала, что, если встану и подойду ближе, жук наверняка испугается, а мне не хотелось ни пугать его, ни как-то ему вредить. А если бы я все-таки подошла, жук попросту убежал бы, спасая свою жизнь, куда-нибудь подальше и стал бы искать других жуков, таких же, как он сам.
Я никогда не была жуком, но некогда была ребенком. И догадывалась, что и у жуков, и у детей существуют свои собственные принципы политики. У него глаза голубые, а у нее — карие. Ступай к тому, кто больше похож на тебя. Она толстая, он худой. Посмотрись в зеркало и иди к тому, кто такой же, как ты. Он ирландец, она англичанка. Идентифицируй себя с теми, кого лучше знаешь. Тысячелетиями люди объединялись по этому принципу: римляне и греки, мусульмане и христиане, арии и семиты, брамины и далиты[38].
Но я так и не получила ответа на свой вопрос. Неужели мы такими родились? Или нас этому научили? Тот и другой ответ ужасен по-своему.
— А хочешь с моей теорией познакомиться? — спросила Мелисса заговорщицким тоном, словно мы пара шпионов времен холодной войны, продающие друг другу государственные секреты и получающие за это соответствующую плату где-нибудь в задней комнатке восточноберлинского бара.
— Конечно.
— По-моему, в каждом из нас есть что-то от животного. Некий прочный инстинкт, требующий, чтобы мы остерегались всего слишком странного или отличного от нас самих. Это, собственно, часть того механизма, который обеспечивает живым существам возможность выжить. Но. — Она подняла палец, прежде чем я успела с ней согласиться или не согласиться. — Я знаю, что мы способны выключить в себе ксенофобию, если захотим. Это одно из важнейших свойств человека. Один из важнейших аспектов
Да, на