Я начала с самой старой из трех книг, у которой потрепанная обложка и покрытые бурыми пятнами страницы; книги в таком состоянии
Всю правую страницу занимала схема, которая мне смутно помнилась из университетского курса лабораторных занятий по психологии; на левой странице был сплошной плотный текст. Крупными буквами вверху два слова: название главы «
Трудно было воспринимать слово «наука» в сочетании с такой фразой: «Генри Годдард, директор по науке Специальной школы Вайнлэнд для слабоумных детей»; или еще лучше: «Величайшую угрозу цивилизации составляет то, что слабоумные индивидуумы способны передавать свои дефекты и будущим поколениям», но я все же продолжала читать, поскольку именно этот абзац, который заинтересовал меня, кто-то уже пометил на полях чем-то вроде округлой скобки.
У меня не возникало ни малейших возражений, когда тринадцатилетний ребенок, обладающий умственным развитием двухлетнего, оказывался выведен за рамки шкалы нормального интеллектуального развития, но меня поразило то, как часто и обыденно здесь, в первой половине двадцатого века употреблялся термин «идиот». Я внимательно рассмотрела таблицу на противоположной странице, служившую удобным ключом к распределению по категориям. Те, у кого показатель был менее семидесяти, попадали в общую категорию «слабоумных», где в самом низу были идиоты, чуть выше имбецилы, а еще выше умственно отсталые — но показатели у всех этих трех групп, находившихся в «чистилище», были от пятидесяти до шестидесяти девяти.
На следующей странице воздавалась хвала Альфреду Бине[21], гению, создавшему стоочковую систему, однако о нем было сказано всего несколько слов, и далее внимание полностью переключалось на некоего Генри Годдарда и его расширенный способ стандартного тестирования, который обладал определенными преимуществами в плане выявления ментально ущербных детей на самых ранних сроках. Фамилия Годдард прозвучала для меня точно удар в колокол, я даже глаза закрыла, пытаясь вспомнить, где я ее видела. На какой-то машине… нет, неправильно. Но это явно было что-то большое и с колесами. И тут я вспомнила.
Это был автобус. Серебристый автобус.
Я быстро просмотрела в поисках нужного имени еще несколько книг и папок на полке передо мной. Три больших журнала были скреплены клипсой в форме буквы «D» и имели общий ярлык:
Школы перечислялись по названиям соответствующих округов, так что я вела пальцем по страницам, пока не нашла Монтгомери (штат Алабама). И не прочла список фамилий:
Почти все фамилии были мне не знакомы или, точнее, были не знакомы еще несколько минут назад. Я машинально протянула руку к нижней полке, оттолкнула мусорную корзину и выдвинула стойку с файлами на несколько дюймов вперед; этого оказалось вполне достаточно, чтобы прочесть названия двух трудов, прятавшихся за стойкой:
Слабоумные в нашей среде: институции для умственно отсталых на Юге в 1900–1940 гг.
Семейство Калликак[22]: исследование наследственного слабоумия
Остальное на этой полке, впрочем, составляли не книги, а подшивки журналов. Например, в подшивке Бостонского журнала по медицине и хирургии за 1912 год я обнаружила закладку — да и страницы там раскрывались сами собой — на статье Уолтера Фернленда. Одного лишь названия этой статьи оказалось достаточно, чтобы кофе, выпитый утром, вскипел внутри горькой волной и попытался излиться наружу. Название было таково: «Тяжкая ноша слабоумия».