Мастер-класс

Ничего хорошего мне это не дало. Марджи, казалось, вечно присутствовала на моем пути, попадаясь мне то в коридоре, то возле наших личных шкафчиков. Если после урока физкультуры я принимала душ — естественно, зажмурившись, чтобы мыло не попало в глаза, — кто-то непременно выключал горячую воду и хихикал, глядя, как я на ощупь пытаюсь отыскать кран или выскакиваю из-под ледяного водопада вся в хлопьях мыльной пены. Лягушки, черви и раки из биологической лаборатории таинственным образом неизменно находили путь в мой мешочек с завтраком. А однажды утром в понедельник я открыла свой шкафчик и обнаружила на внутренней стороне дверцы свастику, нарисованную краской из баллончика.

— Да они все просто дураки безмозглые, — успокаивал меня Малколм после каждого подобного случая. — Не обращай на них внимания.

Я пыталась не обращать. Но у меня не получалось.

Следом за Малколмом я твердила себе: они все просто дураки. А Марджи каждый раз приветливо махала мне ручкой с накрашенными ногтями и по-прежнему держалась уверенно, сидя за столом с другими такими же хорошенькими и богатыми девчонками шотландско-ирландского происхождения, стройными и подтянутыми, как жокеи.

А потом я как-то раз, не подумав, ляпнула (и потом весь день об этом жалела):

— Вот было бы здорово, если б всем тем, кого мы ненавидим, пришлось всю жизнь пользоваться своими паршивенькими карточками!

Малколм со мной согласился. И даже улыбнулся.

Глава семьдесят первая

После того как очередная порция прихожан вышла из методистской церкви и пересекла улицу, направляясь в кондитерскую «У Поля», меня вдруг осенило: а ведь с пятницы — с тех самых пор, как Малколм привез меня домой, — я так ничего и не ела и все это время прожила, можно сказать, на газированной водичке. Но дело в том, что, хотя сейчас даже мысль о воде вызывала у меня приступ тошноты, в этой кондитерской наверняка имелся Wi-Fi. Кроме того, там полно с удовольствием жующих пирожки и пирожные прихожан, которым известна история о добрых самаритянах и у которых, по всей вероятности, можно позаимствовать мобильный телефон.

И если бы я была одета во что-то иное, а не в пропитанную потом грязную пижаму, я вполне могла бы на нечто подобное решиться. Но, увы. Одного взгляда в боковое зеркало мне оказалось достаточно, чтобы понять: выгляжу я просто ужасно. У меня даже туфель не было, не говоря уж о деньгах. У меня не было вообще ничего из необходимых мне вещей, а на свете не так уж много добрых самаритян, на которых можно рассчитывать. Мимо пробежала любительница бега трусцой; хвост у нее на затылке раскачивался, как маятник, в уши были вставлены наушники, она явно слушала музыку, преодолевая очередную милю своей дистанции. Какая-то супружеская пара, случайно обратив на меня внимание, дважды оглянулась и торопливо погнала своих детей дальше, хотя женщина все-таки еще раз посмотрела на меня через плечо. Целые семьи лениво проезжали мимо на велосипедах, таща за собой закрытые прицепы с младенцами; на углу собралась утренняя толпа собачников, с увлечением обсуждавшая привычки своих любимцев, и каждый время от времени наклонялся и подбирал с тротуара какашки, оставленные его псом. Но и собачники поспешили прочь, едва заметив меня.

Здесь не привыкли видеть людей в столь непристойном виде; точнее, давно уже отвыкли.

В данный момент мне больше всего хотелось одного: набрать номер телефона. Я давно уже возненавидела всякие номера и численные показатели, но сейчас этот номер был мне просто жизненно необходим — три цифры плюс еще три и еще четыре. Бесплатный вайфай в этом месте ловил плохо — всего одна полоска из четырех, поэтому я решила отъехать на несколько кварталов и, припарковав «Акуру», простояла там ровно столько, чтобы отыскать на сайте газеты «Вашингтон пост» страницу с рекомендациями по отправке конфиденциальной информации. Затем я загрузила рекомендуемое приложение и отправила через него безнадежное письмо, адресованное Боните Гамильтон или Джей Джексон. После чего быстренько вырубила вайфай на компьютере Малколма, чтобы он не успел меня выследить, и вернулась на Кей-стрит.

И снова стала ждать, свернувшись на заднем сиденье и закутавшись, как в саван, в старый грязный плед, который обычно расстилали в багажнике, чтобы защитить его после пикников от случайно занесенной травы и земли.

Я то ли задремала, то ли мечтала, то ли погрузилась в некое беспамятство, но передо мной возникали то Фредди — девочкой, девушкой, женщиной, — то девушки в синих юбках и белых блузках, не понимающие, что именно им нужно ненавидеть и почему, то буквы «Q» с длинными извивающимися хвостами, больше похожими на щупальца, которыми они увлекали за собой все новые и новые жертвы. Мне виделось то настоящее, то будущее, то прошлое; какие-то смешанные символы любви и ненависти, мира и войны. Сквозь эти сны или видения я чувствовала, как боль в моем теле постепенно утихает, и наслаждалась этой передышкой. Я вообще воспринимала себя как некий неподвижный объект в состоянии относительного покоя.