— Ты только ничего мне не говори, Елена. Ни одного распроклятого словечка, черт тебя побери!
Я повернула вентилятор обогревателя в свою сторону и сидела тихо, считая встречные автомобили, пока Малколм, лавируя в потоке, выезжал с территории аэропорта на шоссе. Я думала о том, что скажу Энн, когда мы доберемся домой. Или, точнее, что скажет мне она, если, конечно, вообще захочет хоть что-нибудь мне сказать.
Малколм приоткрыл свое окошко, и я тут же повернула регулятор нагрева на цифру восемьдесят. Он опустил стекло еще на пару дюймов, и я снова повернула регулятор. Теперь светящиеся цифры показывали восемьдесят пять. Этот безмолвный поединок длился в течение того получаса, который требовался, чтобы доехать до дома, и холодный воздух, бьющий в почти полностью открытое окно, все сильнее завихряясь в задней части автомобиля, бил меня в правую щеку и висок, словно говоря: ты явно проигрываешь.
— Не мог бы ты закрыть свое окно? — попросила я и прибавила: — Пожалуйста.
Он ответил тем, что нажал на кнопку слева от себя, и окно открылось полностью.
Наш дом — наверное, теперь это был дом Малколма или скоро будет таковым — был столь же холоден и темен, как этот вечер. Не горел даже свет на заднем крыльце, хотя сейчас было не так уж поздно. Сегодня пятница, так что Энн, скорее всего, еще не ложилась, думала я, и если она не занимается, то смотрит кино. А может, если Малколм сказал ей, что я приезжаю, она решила вообще со мной не встречаться и остаться в своей комнате? В любом случае дом выглядел как-то неправильно.
Отстегивая ремень, я вдруг подумала о побеге. Скажем, вверх по улице до дома Сары Грин. Или в другую сторону, к домам Делакруа, Моррисов и Каллахэнов. А можно быстро пересечь пустующую детскую площадку и спрятаться в моей «Акуре», припаркованной, как обычно, на подъездной дорожке. На самом деле бежать можно куда угодно, лишь бы не идти в этот темный дом, где компанию мне составит, похоже, только мой муж, который меня ненавидит.
Но Малколм, выключив двигатель, уже подошел к моей дверце, открыл ее и крепко взял меня за руку. Продолжая сжимать мое запястье, он подвел меня к задней двери дома, вставил ключ в замок и втолкнул меня внутрь.
— Ложись спать, Елена, — только и сказал он.
— У меня тут несколько рецептов, их нужно заполнить и купить лекарство. — Я вытащила рецепты из кармана, чувствуя, как уютно авторучка Мелиссы устроилась в складках ткани. Малколм взял у меня рецепты и, поморщившись, бросил:
— Я же сказал, чтобы ты ложилась спать. — Затем прибавил — лишь чуть более вежливо: — Утром я обо всем позабочусь.
— Но лекарства нужны мне сейчас. Их следует принимать в течение всей ночи после…
— ЕЛЕНА. НЕМЕДЛЕННО. ЛОЖИСЬ. СПАТЬ.
Я ждала, что при громких звуках его голоса Энн тут же просунет голову в дверь, но так и не услышала ни звука — ни приоткрываемой двери, ни топота ног, сбегающих по лестнице. Мы были одни в этом опустевшем доме, где на окнах опущены жалюзи и даже свет едва горит.
— Где Энн? — спросила я.
— Она у друзей.
— Каких друзей? Когда она вернется домой? — Не знаю, зачем я об этом спрашивала, если ответ мне и так был известен.
— Скоро.
Еще пять минут противостояния закончились ничьей, и я оставила Малколма в коридоре и пошла в сторону нашей спальни. Где-то в глубине души, правда, я ждала, что он вот-вот меня остановит и скажет, что больше не рад моему присутствию в его постели и лучше мне продолжать спать в комнате Фредди. Но Малколм не сказал мне больше ни слова.
Мой палец привычно отыскал на стене выключатель и привел его в вертикальное положение. Вспыхнул свет, и я не узнала свою спальню. Моя прежняя комната выглядела какой-то совершенно чужой. Гардеробная была выметена дочиста; деревянные стены, на которых раньше висели фотографии моей семьи в рамочках, казались неприлично голыми; исчез куда-то даже мой круглый серебряный поднос с духами. Я открыла нижний ящик комода, где хранились мои пижамы и ночные сорочки. Он был абсолютно пуст. Как и все остальные ящики, впрочем. Дно в каждом было заботливо выстлано бумагой в цветочек. Я невольно зажала рот рукой, пытаясь заглушить рвущийся из горла вопль.
Отражаясь в зеркале, вход в гардеробную снова манил меня, заставляя попытаться еще раз открыть дверь, проверить: может быть, там, внутри, все по-прежнему? И мои вещи висят на вешалках или лежат, аккуратно свернутые, на проволочных полочках органайзера, а мои туфли выстроены стройными рядами так же, как всегда? И я поддалась на этот зов, вновь пересекла комнату, одной рукой по-прежнему зажимая рот, а второй нащупывая ручку двери. В голове у меня крутился некий ужасающий сценарий:
Нет. Нет, не хочу!
Но дверь я все-таки открыла и вошла внутрь.