Мастер Игры

Разрастаясь, роман неожиданно обрел новую форму — реальная жизнь и литературный вымысел стали замысло­вато и непредсказуемо переплетаться. Когда Прусту тре­бовался новый персонаж — скажем, девушка из аристо­кратической семьи, впервые выезжающая в свет, — он подыскивал прототип в высшем обществе, а затем доби­вался приглашений на балы и приемы, где можно было бы вести наблюдения. Фразы и словечки девушки попа­дали на страницы рукописи.

Однажды Пруст зарезервировал несколько театральных лож для своих друзей. В ложах он собрал реальных лю­дей, послуживших прототипами его персонажей. По­сле спектакля они вместе отужинали, и Пруст, чувствуя себя ученым-химиком, наблюдал, как «составные эле­менты» его романа общаются между собой, прямо у него на глазах. Никто из них не отдавал себе отчета в том, что именно здесь происходит. Но для Пруста все имело ценность — прошлое, текущие события, случай­ные или организованные встречи могли повлиять на работу, подсказать идею, задать новое направление роману.

Решив описать какое-то конкретное растение или цве­ток, восхищавший его в детстве, Пруст отправлялся на природу и там часами, забыв обо всем, рассматривал его, пытаясь докопаться до сути — уяснить, чем именно этот цветок привлек его, в чем его неповторимость, чтобы потом донести до читателя свои подлинные чувства и переживания.

Взяв графа де Монтескью в качестве прототипа для пер­сонажа по имени Шарлю, гомосексуалиста, Пруст посе­щал тайные гомосексуальные бордели Парижа, завсегда­таем которых был граф. Книга должна была максимально отражать реальность, и изображения эротических сцен это тоже касалось.

Если при чем-то невозможно было присутствовать лич­но, Пруст готов был заплатить за рассказы, сплетни, ин­формацию любого рода, включая даже слежку.

Роман рос, становился не только объемнее, но и глубже, и у Пруста крепло чувство, что описываемый им мир живет в нем и он выплескивает его наружу со все возрас­тающей легкостью. Он даже подобрал метафору, описы­вающую это чувство, и вставил ее в роман — паук на па­утине, улавливающий малейшие ее вибрации и доско­нально знающий все ее устройство; так же досконально он знал и мир, им задуманный и созданный.

После войны романы Пруста продолжали появляться, один том выходил за другим. Критики были потрясены размахом эпопеи. Пруст создал, а точнее, воссоздал целый мир. Однако это было не привычное произведение в жан­ре реализма — роман был полон рассуждений об искус­стве, психологии, причудах памяти и даже о работе мозга. Пруст так подробно и серьезно исследовал собственную психологию, что делал пугающе точные открытия, касав­шиеся некоторых феноменов памяти и подсознания. Дви­гаясь от одного тома к другому, читатели начинали испы­тывать чувство, что сами живут в этом мире и знают его не понаслышке, а изнутри. Мысли рассказчика станови­лись их собственными мыслями — граница между рас­сказчиком и читателем исчезала. Это производило вол­шебный эффект — книга воспринималась как сама жизнь.

Стремясь окончить работу, добраться до последнего, финального тома, до того момента, когда наконец ста­новится ясно, что рассказчик пишет вот именно этот ро­ман, который читатель держит в руках, Пруст очень спе­шил. Он чувствовал, что силы иссякают и приближается конец. Уже отдав очередную книгу в печать, он мог по­требовать, чтобы издатели остановили процесс, дав ему возможность вставить в рукопись новый эпизод, свиде­телем которого он только что стал. Уже стоя на пороге смерти, он попросил помощницу сделать несколько по­следних записей: сейчас он понимает, каково это — уми­рать, а значит, нужно переписать сцену у смертного одра — она недостаточно достоверна.

Марсель Пруст умер через два дня после этого, не до­ждавшись выхода в свет всех семи томов своей эпопеи- исповеди.

Ключи к мастерству

Пример мастеров, переживших прозрения — Сверхвидение — Сила, ко­торую считают мистической — Особый тип мышления — Жизненная сила — Интуитивное ощущение целого — Джейн Гудолл и ее проник­новение в жизнь шимпанзе — Способность Эрвина Роммеля предвидеть ход сражения — Соединение рационального мышления и интуиции — Мастерство через двадцать тысяч часов — Время как основополагающий фактор — Сделать годы исследований плодотворными и насыщенны­ми — Толкование истории Пруста