Мастер Игры

В парижском лицее, где жил и учился юный Пруст, он выделялся среди одноклассников своими странностями. Он так много читал, что голова пухла от всевозможных идей, и в разговоре мог свободно перескакивать с исто­рии и древнеримской литературы на социальную жизнь пчел. Он не отделял настоящее от прошлого, рассуждал об античных писателях, как о ныне живущих, или опи­сывал своих приятелей так, словно они были историче­скими персонажами. Взгляд его огромных, навыкате глаз — позже один из друзей назовет их «мушиными» — буквально сверлил собеседника, пронзая насквозь. В письмах друзьям Марсель хладнокровно и удивитель­но точно препарировал все их переживания и проблемы, но тут же переключался на себя, делая предметом столь же безжалостного исследования собственные слабости. Несмотря на склонность к одиночеству, Марсель был весьма общителен и наделен исключительным обаянием. Он умел польстить и втереться в доверие. Никто из знав­ших его в те годы представить не мог, что может полу­читься впоследствии из этого чудака и оригинала.

В 1888 году Пруст познакомился с тридцатисемилетней куртизанкой Лорой Эйман, одной из многочисленных любовниц своего дяди, и неожиданно для себя воспылал к ней безрассудной страстью. Лора напоминала героиню любовного романа. Изящная манера одеваться, кокет­ство, умение проявить власть над мужчинами поразили юношу. Любезность и остроумие Марселя не остались незамеченными, они подружились.

Во Франции давно уже существовала традиция салонов, в которых люди собирались, чтобы обсудить новости литературы и искусства, поговорить о философии или политике. Нередко такие салоны — а их, как правило, держали дамы — привлекали различных, в зависимости от положения хозяйки в обществе, художников, арти­стов, мыслителей или политических деятелей. У Лоры Эйман также был салон, скандально известный, где со­биралась богема. Его постоянным посетителем стал и Марсель.

Возможность вращаться в высших кругах французского общества была Прусту по душе. Это был мир, полный недоговоренностей и тонких намеков, — приглашение на бал или определенное место за столом указывали на отношение к человеку, позволяли догадаться о том, на­ходится он на взлете или, напротив, вышел из фавора. Одежда, жесты, отдельные слова и фразы становились предметом пересудов и критики. Прусту хотелось иссле­довать этот мир, познать его законы, изучить все тонко­сти и хитросплетения. Пристальное внимание, которое он некогда уделял истории и литературе, теперь было направлено на иное — на социум, окружавший его. Со временем Пруст стал вхож во многие парижские салоны, что позволило ему вращаться в высших сферах.

Хотя Пруст давно уже принял решение стать литерато­ром, он до сих пор не решил, о чем хочет писать, и эта неопределенность заставляла его страдать. И вот ответ был получен: высший свет — это тот же муравейник, его-то он и станет исследовать, препарируя беспощадно, словно ученый-энтомолог.

Приняв решение, Пруст приступил к отбору и изуче­нию персонажей будущего романа. Одним из таких пер­сонажей оказался граф Робер де Монтескью, покрови­тель искусств, эстет и известный декадент, питавший слабость к красивым молодым людям. Другим стал Шарль Хаас, олицетворение светского лоска и шика, знаток и собиратель произведений искусства, то и дело те­рявший голову от женщин простого происхождения. Пруст внимательно изучал их характеры, присматривал­ся к манере говорить, подражал их причудам, а в своих записных книжках пытался оживить их образы в неболь­ших литературных набросках. В литературным смысле Марсель оказался блестящим имитатором.

Писать он мог исключительно о чем-то, действительно происходившем, о том, чему он был свидетелем, что ви­дел или испытал сам, в противном случае его писания выглядели бледными, безжизненными.

Серьезной проблемой для него оказался страх перед ин­тимными отношениями. Марселя с одинаковой силой тянуло и к женщинам, и к мужчинам, именно поэтому он старался держаться на безопасном расстоянии от тех и других, избегая близких связей, будь то физических или душевных. Из-за этого для него оказалось трудной, почти непосильной задачей описать любовь и романти­ческие отношения правдиво, изнутри. Тогда он изобрел остроумный способ, впоследствии служивший ему без­отказно. Если ему нравилась какая-то женщина, Пруст старался сблизиться с ее женихом или возлюбленным, чтобы, заручившись его полным доверием, попытаться выведать все подробности отношений. Будучи проница­тельным психологом, он всегда мог помочь мудрым со­ветом. Позднее, наедине с собой, он мысленно воссозда­вал и переосмысливал услышанное, пытаясь прочувство­вать все взлеты и падения влюбленного, приступы ревности и восторги, как если бы это происходило с ним самим.