– Значит, вам просто наплевать, пойдет ли страна вперед, или будет топтаться на месте?
– Вперед? Куда? К процветанию и богатству? Я уже прошел этот путь. Теперь шагаю обратно.
– Я не совсем вас понимаю, – призналась я. – Очевидно, у вас есть основания так говорить, только мне они неизвестны.
– А вам хотелось бы их узнать?
Неудержимым солнечным зайчиком по его лицу проскользнула надежда. Перед угасающим взором раненого забрезжил красный крест. А в моей своевольной памяти почему-то мелькнула строчка Ахматовой: «Клянусь всем для меня святым, что этот несчастный человек будет счастлив со мною…»
– Хотелось бы, – ответила я мужественно. Мой магазин давно служил исповедальней, ведь я была не из болтливых.
Но мой собеседник тоже не был подвержен этому греху. Подняв глаза к верхним полкам, прогнувшимся под никого не интересующей Большой советской энциклопедией, он коротко сказал:
– Ни к чему это вам.
– Откуда вам знать?
– У нас с вами слишком разная жизнь. Вам будет трудно понять.
– А ваши дети вас понимают?
– Это не мои дети. То есть… Ну неважно. Да, они понимают.
– Думаете, я глупее?
– Нет, что вы! – поспешно возразил он. – Дело не в уме. У вас его, по-моему, хватает. Но чтобы меня понять, нужно жить там, где живу я. Видеть то, что вижу я, а вам это не нужно.
– Вы не можете знать, что мне нужно, – я чувствовала себя так, будто стою над пропастью и собираюсь шагнуть в нее. – Я хотела бы увидеть пасеку. Никогда там не была…
Он недоверчиво прищурился:
– Правда? Ну, если так, то это можно устроить. Если вы действительно хотите…
– Я действительно хочу.
– А почему?
Но я не успела ответить. В этот момент дверь магазина отлетела так, будто в нее угодил пушечный снаряд. Впечатавшись металлической ручкой в стену, она рванулась было назад, но та же уверенно шагающая по жизни нога опять дала ей пинка. Так, в два приема, наша бедная дверь впустила наконец того, чье появление пятнадцать лет назад вызывало кривую усмешку, за это время чудесным образом переродившуюся в радостную улыбку.
– Писа! – заорала я, мгновенно забыв о покупателе. – Писа Перуанец, неужели это ты?
– Я! – восторженно проорал в ответ Писа и, перевалившись чрез прилавок, с чувством расцеловал меня в обе щеки. – Лидуся, радость моя, я знал, что ты здесь.
– Писа, откуда ты взялся? Тебя не было тысячу лет. Ты побывал в Перу?
– К черту Перу! Лидуся, я ведь теперь москвич. У меня двухкомнатная в Сокольниках!
Было совершенно очевидно, что с этой наполеоновской победой Пису можно будет поздравить и через год, и через пять лет. Такая радость вечна, как солнце. По крайней мере, на одну человеческую жизнь ее хватает с избытком.
– А ты-то как? – Душевный в своем счастье расспрашивал Писа. – Замуж не вышла?
Только теперь я вспомнила о светловолосом пасечнике, но внушительное тело моего друга детства, подобно Архимедову, вытеснило странного пришельца, словно лишнюю материю. Вот только вопль: «Эврика!» был в данном случае неуместен.
– Не вышла, – призналась я, уже не чувствуя ликования. – И, похоже, не выйду.
– Шутишь? Такая девчонка, как ты, да не выйдет? – В его голосе зазвучали бодренькие нотки рекламного агента.
– Писа, залежалый товар плохо идет…
– Ну знаешь! – Писа не нашелся, что возразить.
– Ты надолго приехал?
Он с воодушевлением ухватился за брошенный мною канат.
– Я ж зачем приехал-то? У меня ж юбилей! Тридцатник. Тебе, поди, тоже скоро?
– Уже.
– Ну, неважно. Так я решил с родичами отметить, как в старые добрые времена. Соберу весь переулок, гулять будем!
Он сладко зажмурился.
– Денег-то хватит – весь переулок поить?
– Ох, Лидуся, не знаешь ты, о чем спрашиваешь… Я теперь богатый, – он ухмыльнулся, но тут же опустил глаза. – Чем занимаюсь, не скажу, и не спрашивай. Но деньги имеются, не бойся.
– Писа, мне-то чего боятся? Это с деньгами надо бояться, а мне зарплату и ту задерживают.
Писа тут же озаботился:
– Да ну? Задерживают? Крутят деньги, крутят. У вас муниципальный магазинчик? Откупили б, сами себе были бы хозяева.
– Уговорил, Писа. В следующем месяце откуплю.
– Правда? А деньги где возьмешь?
– Ты меня удивляешь, коммерческая тайна!
– Правильно, – одобрил Писа. – Не говори другу того, что хочешь скрыть от врага.
– Ты стал мудрым, Писа.
В его крошечных глазках, ведущих с щеками трудную борьбу за выживание, юркой мухой метнулось подозрение. Под бумажными зелеными доспехами Писа был все также незащищен от насмешек, как пятнадцать лет назад. Я хорошо помнила тот день, когда их семейство переезжало в наш двор, и худенький, некрасивый мальчик метался между подъездом и грузовиком, боязливо поглядывая в нашу сторону. На нем были жалкие форменные штанишки и блеклая футболка с надписью «Peace» во всю грудь. Надень Писа в тот день другую майку, и он избежал бы своего постыдного прозвища. Но Писа не мог поступить иначе, ведь когда судьба решает пошутить, она очень не любит, чтобы ей мешали.