Массаж лезвием меча

В мальчишестве Писа был, по мнению моего брата, дурак дураком. Но упорства, благодаря которому он, в конце концов, выдавил из туч, собравшихся над державой, золотой дождь, ему и тогда было не занимать. Был такой случай. Неподалеку от нашей окраины испокон веков находился маленький пруд. Вода в нем была не такой уж и чистой, но загаженная отбросами заводов речка привлекала нас еще меньше. Через несколько дней после своего переселения Писа возник на песчаном берегу, настороженно осмотрел тела у своих ног и незаметно, хотя все обратили на это внимание, пристроился с краешка. Никто не заговаривал с ним, но никто и не гнал, и это уже было маленькой победой.

Но Писа, предчувствуя свое славное будущее, не мог не покуситься на большой лавровый венок. Устав от неподвижности, наши мальчишки устроили самопальные соревнования по тройному прыжку. В качестве приза был выставлен плюшевый медвежонок, которого они отобрали у нашей, тогда еще маленькой, сестры. Медвежонок был непривлекательного размера и довольно старым не только на вид: он перешел к Тане через брата от меня. И было совершенно непонятно, почему Писа так возжелал этого бедолагу.

Он молча втерся в жидкие ряды соревнующихся, и в первый же прыжок вложил столько обиды на жизнь, что сантиметров на десять перелетел за дальнюю отметку на песке. Если Писа ждал хоть чего-то, похожего на одобрение, то его опять постигло разочарование: наши мальчики умели унизить, не поведя и бровью. Они просто не заметили достижения Писы и продолжали с гиканьем и ругательствами скакать по песку. Кое—кому из девочек даже стало жаль Пису, и мне в том числе, но все мы понимали, что он обречен. Рядом с нами, обхватив мосластые колени, сидел мой брат и, как мстительный кот, выразительно щурился на происходящее.

Мог ли Писа догадаться, что в тощем теле Аркадия бушевала энергия двукратного чемпиона области по тройному прыжку?!

Скакнув второй раз, Писа вновь переплюнул всех ребят, и некоторые уже стали вопросительно оглядываться на Аркадия. Мой брат не был заражен звездной болезнью. Не дожидаясь таинственных намеков и подмигивания, он крякнул, поднялся и неспеша направился к компании. Все они играли талантливо: никто и не дернулся уступить чемпиону дорогу или хотя бы злорадно хмыкнуть. Аркадий пристроился сзади, и, когда подошла его очередь, скромно прыгнул всего лишь на пять сантиметров дальше новичка. Тот взглянул на него с любопытством, но безмятежность победителя еще сияла на его узком челе.

Забеспокоился Писа лишь, когда все повторилось и во второй, и в третий раз. Брат заставил гнаться за ним. Упорство еще придавало новичку сил, но позиция лидера была утеряна, и у Писы хватило ума понять это.

Надо признать, боролся Писа, как лев. Его вспотевшее тело было припорошено песком, кудлатые волосы уныло обвисли, но в маленьких глазках горела пугающая страсть к валявшемуся под кустом медвежонку. Однако, судьба давно глухо ударила в гонг, а Писа не расслышал…

На него было жалко смотреть. Аркадий, как ни в чем не бывало растянулся на песке, а Писа все стоял у последней вмятины и пытался что-то прочесть в осыпающихся тоненьких струйках. Я шепнула Тане, чтоб она подарила бедняге медвежонка, но не тут-то было. Сестра, которая только что была готова пожертвовать игрушку победителю, вцепилась в нее мертвой хваткой. Я попыталась выяснить причину ее упорства. Оглянувшись на Пису, она, не понизив голоса, произнесла: «Он некрасивый». Писа вздрогнул, и жалкое лицо его исказилось еще больше.

Вторую часть прозвища – Перуанец – он заработал тем же летом. В нашем дворе, за углом дома (чтобы глаза не мозолила!) находилась так называемая агитплощадка – маленькая деревянная сцена с коробкой, отдаленно напоминающей трибуну, и кривыми рядами зеленых лавочек. В тот день управляющие всех четырех домов от длительной осады перешли в тотальное наступление на свое же светлое будущее: районо прислал к нам лектора-международника, и мы должны были изображать заинтересованную аудиторию.

Мы не были бунтарями и покорно уселись на раскалившиеся за день лавочки. Большинство решило провести этот час плодотворно и выцарапать на деревянных перекладинах свои многозначительные инициалы. Другие шепотом играли в города и обсуждали последнюю городскую новость – приезд чехословацкого «Луна—парка». Словом, все вели себя прилично, никому из нас и в голову не пришло бы мешать лектору или отвлекать его глупыми вопросами, на которые он мог и не знать ответов. Мы были уважительными ребятами.

Но Писа к тому времени еще не стал одним из нас. И он совершил такое, что навеки легло темным пятном на честь нашего Тополиного переулка. Он заснул.