Когда мы в первый раз оказались в городе, я буквально крался по городу, пребывая в убеждении, что все смотрят на меня. У меня горели уши – мне казалось, что люди перешептываются, проходя мимо. Когда я написал сам себе пригласительное письмо (чувствуя себя при этом, мягко говоря, неловко) и напечатал его в своей колонке, то получил кучу писем, в которых писали примерно так: «Вы смешали наш город с грязью, а теперь хотите жить здесь? Какое лицемерие!» Нужно признать, они были правы. Мой коллега, горячий защитник Боки, теперь сполна отыгрался на мне. «Итак, – произнес он с ликованием, – ты решил, что вульгарная Бока в итоге не такое уж и дурное место, да? Парки, налоги, школы, пляжи, деление на районы – все это оказывается не так уж плохо, если собираешься купить здесь дом, правда?» Мне оставалось лишь отвернуться, признав свое поражение.
Вскоре я обнаружил, что большинство моих соседей, обитающих на островке между железными дорогами, были вполне доброжелательными читателями моих печатных нападок на Боку, в частности, разделяли мою точку зрения в вопросе «бестактности и вульгарности в нашей среде». Очень скоро я почувствовал себя как дома.
Мы поселились в старомодном доме 1970-х годов постройки. В нем было четыре спальни, по площади он превосходил наш прошлый дом в два раза, но был полностью лишен уюта. Однако он давал простор для творчества, и вскоре мы сделали из него райский уголок. Сняли грубый ковролин, заменив его дубовым полом в гостиной и итальянской плиткой в остальных комнатах. Поменяли уродливые раздвижные стеклянные двери на лакированные створчатые. Медленно, но неуклонно преображался и заброшенный сад перед домом. Я посадил имбирь и другие экзотические растения, которые привлекали внимание и бабочек, и прохожих.
Два основных преимущества нового места жительства не были связаны с самим домом. Из окна гостиной открывался вид на небольшой городской парк, обустроенный детскими площадками под высокими соснами. Дети его обожали. А на заднем дворе прямо за новыми дверьми помещался бассейн. Поначалу в нем не было нужды, потому что мы беспокоились за мальчиков. Когда риелтор предложила наполнить бассейн водой, Дженни бросила на нее такой устрашающий взгляд, что той стало не по себе. Первое, что мы сделали в день новоселья, – огородили бассейн метровой решеткой, достойной самой надежной тюрьмы. Мальчиков – трехлетнего Патрика и полуторагодовалого Конора – тянуло к воде, как дельфинов. Парк неподалеку от дома был для нас чем-то вроде садика позади нашего прежнего дома, а бассейн, как мы оценили впоследствии, значительно скрашивал жаркие летние месяцы, казавшиеся бесконечными.
Никто не любил бассейн на заднем дворе так, как наш водоплавающий пес, горделивый потомок собак рыбаков, бороздивших просторы океанов вдоль берегов Ньюфаундленда. Если решетка бассейна была открыта, Марли бросался в воду. Он начинал свой разбег из гостиной, летел через стеклянные двери и, одним прыжком преодолев выможенный камнем дворик, плюхался животом в воду, вызывая этим большие брызги во все стороны. Плавание с Марли представляло собой смертельно опасное путешествие, как плавание поблизости тихоокеанского лайнера. Барабаня передними лапами по воде, он мог с силой врезаться в человека. Ты ожидаешь, что пес в последний момент свернет с курса, а он просто налетает на тебя и пытается забраться. Стоило высунуть голову из воды, как он начинал топить тебя. «Ну и на кого я теперь похож? На мокрую курицу?» – спрашивал я, сдерживая пса руками, чтобы он угомонился. Пока Марли слизывал капли с моего лица, его передние лапы по-прежнему продолжали загребать воображаемую воду.
Одна из проблем заключалась в том, что в нашем новом жилище отсутствовал «марлинепробиваемый» бункер. Бетонный одноместный гараж в старом доме считался почти несокрушимым. К тому же в нем имелось два окна, поэтому даже в разгар лета внутри было прохладно. У дома в Боке был двухместный гараж, но он не годился для Марли, да и для любого другого живого существа, которое не переносит температуру выше +60 градусов. В этом гараже не было окон, и там царили зной и духота. К тому же стены, построенные из пеноблоков (а не из бетона), как мы знали по опыту, Марли способен разнести вдребезги. А между тем, несмотря на прием успокоительного, его приступы паники, вызванные грозой, становились все опаснее.
В первый раз мы заперли его дома одного в подсобке рядом с кухней, оставив подстилку и большую миску с водой. Когда через несколько часов вернулись, он уже успел исцарапать дверь. Ущерб оказался минимальным, однако мы только что заложили наши жизни на следующие тридцать лет для того, чтобы приобрести этот дом, так что не видели в этом ничего приятного.
– Может, он просто привыкает к новой обстановке, – высказал я предположение.
– Сейчас на небе ни облачка, – скептически подметила Дженни. – Что же будет, когда начнется гроза?