Марк Красс

– Сегодня ночью меня навестил претор с легионерами. Они забрали раба Сальвия. Помнишь кудрявого мальчика, который тебе понравился? А мне приказано явиться в курию на суд. Мы сидим, завтракаем, пьем вино, а в это время у Сальвия выясняют степень нашей близости.

– Чего же ты испугался, Марк Красс? Раб не может сообщить ничего, что привело бы нас к страшному концу. В его присутствии ты не касался даже моей руки.

– Лициния, Лициния! Ты сама простота, – горько усмехнулся Красс. – Под пыткой Сальвий может показать, что с тобой спали все мужчины Рима.

– Зачем же кому-то надо добиваться от него ложных признаний?

– Ты забываешь о принадлежащей тебе красивой вилле. В моем владении находится немало домов, как в самом Риме, так и за его пределами. В нынешнее время люди гибнут и за меньшие ценности.

– Что же делать, Марк? – взмолилась Лициния.

– Я вижу только один выход, – выдержав паузу, заговорил Красс. – Можно представить наши отношения как деловые. Предположим, я хотел купить у тебя виллу, и мы встречались для обсуждения сделки.

– Но я не хочу ее продавать.

– Лициния! Это единственная возможность нашего спасения. Разве клочок земли, дом с заброшенным виноградником дороже жизни? Я заплачу тебе за все сто тысяч сестерциев, и, возможно, этим мы оправдаем себя.

– За мою виллу – сто тысяч?! Да это же грабеж! Хороший гладиатор стоит дороже!

– При чем здесь деньги, Лициния? Речь идет о нашей жизни. К тому же, у меня нет в наличии больше денег.

– Марк Красс! Да ведь никто не поверит, что такую виллу можно купить за столь ничтожно малую сумму без особой на то надобности.

Красс после недолгих раздумий предложил:

– Двести тысяч и ни ассом больше. Придется влезть в долги, но голова дороже. Ведь так, Лициния?

Марк Красс даже в минуты грозной опасности оставался самим собой.

– Ну, так как, Лициния, согласна? Прежде чем ответить, учти, что наша жизнь сейчас стоит едва ли дороже жизни раба, накрывавшего стол. Если случится худшее, то ни мне, ни тебе не будет нужды в этой вилле. Но предположим, что мы сумеем оправдаться. Ты отдашь полученные деньги под проценты и к тому времени, когда закончишь исполнять обязанности жрицы Весты, сумма станет в несколько раз большей. За эти деньги можно купить отличное имение в любом уголке Лация.

– Поступай, как знаешь, – обреченно махнула рукой Лициния.

Месть Красса

Ровно в два часа после полудня Красс стоял перед отцами-сенаторами.

Недавняя гражданская война и проскрипции заметно сказались на численности римского сената. Многие скамьи пустовали, что служило предупреждением остальным о необходимости тщательно обдумывать свои слова и действия. Это был уже не тот сенат, который одним словом стер с лица земли единственного достойного соперника Рима – Карфаген, отдавал приказы о покорении Испании, Македонии и прочих многочисленных греческих государств, решал судьбу самого могущественного царя Азии – Антиоха. Нынешний сенат привык безропотно повиноваться бессменному диктатору Луцию Корнелию Сулле Счастливому. Более того, сенаторы по жесту или взгляду его старались предугадать желание диктатора и немедленно его исполнить.

Как назло, Сулла отсутствовал на заседании сената, но зато перед ними стоял один из его любимцев и обвинялся в тягчайшем преступлении.

Марк Красс собрал в кулак свою волю и смелым, гордым взглядом окинул отцов Рима. "Да они боятся не меньше меня!" – сразу оценил ситуацию ловкий богач, и это придало ему уверенности.

Красс, конечно же, видел на лицах некоторых сенаторов злорадство и зависть – эти чувства, словно невидимая аура, окружали любого более удачливого товарища, будь он сенатором или воином, захватившим ценную добычу, торговцем, выгодно продавшим товар, или рабом, получившим теплое место в доме хозяина. Зависть – жестокий палач, во все времена отправлявший тысячи и тысячи людей в небытие раньше положенного срока. Но сейчас этот беспощадный убийца был в нерешительности – слишком велика была возможность получить ответный удар. Сегодня у зависти был сильный противник – страх.

– Да сопутствует счастье и удача сенату и римскому народу! – Свою речь консул Квинт Цицилий Метелл начал с традиционного приветствия. – Сегодня мы собрались по поводу более чем прискорбному: один из наших товарищей обвинен в сожительстве с весталкой. Случай чудовищный для Рима, и мы должны разобрать его со всей тщательностью. Имя обвиняемого – Марк Лициний Красс. Я называю его имя с чувством глубокой горечи и сожаления. Во-первых, я прекрасно знал отца Марка Лициния – консула и цензора, прославившегося порядочностью, чистотой в отношениях с людьми и являвшегося примером для всего Рима. Во-вторых, сам Марк Красс снискал себе славу в недавней войне и до сих пор был достоин своего отца. Поэтому я требую справедливости, справедливости и еще раз справедливости.

Речь Метелла была проникнута сочувствием к обвиняемому. Для Красса это был хороший знак.