Мария Башкирцева. Дневник

Со всех сторон слышатся восхваления принцессы Маргариты, ее простоты и доброты. Никто не ценит простоты в обыкновенных женщинах – не принцессах; будьте просты и добры, и любезны – и низшие будут позволять себе вольности, между тем как равные скажут: «Славная дамочка» – и во всех отношениях будут отдавать предпочтение женщинам, в которых нет ни простоты, ни доброты.

О! Если бы я была королевой! Передо мной преклонялись бы, я бы была популярной!

Итальянская принцесса, ее муж и свита еще в России; в настоящее время они в Киеве, в «матери русских городов», как назвал его Владимир Св., приняв христианство и окрестив половину Руси в Днепре.

Киев богаче всех городов в мире церквами, монастырями, монахами и мощами; что же касается драгоценных камней, находящихся в этих монастырях, то количество их баснословно: ими наполнены целые погреба, точно в сказках «Тысячи и одной ночи». Я была в Киеве лет восемь тому назад и еще помню подземные ходы, которые проходят под всеми улицами и соединяют между собою монастыри, представляя таким образом коридор, тянущийся на много верст и уставленный по обе стороны гробницами святых.

6 августа

Вместо того чтобы идти в церковь, я проспала, и Нина увезла меня к себе завтракать. Попугай ее говорил, дочери ее кричали. Я пела, и мы воображали, что мы в Ницце. Двуместная карета – в проливной дождь – повезла трех граций осматривать Исаакиевский собор, известный своими колоннами из малахита и из ляпис-лазури. Эти колонны необычайно роскошны, но безвкусны, так как зеленый цвет малахита и голубой цвет ляпис-лазури уничтожают эффект друг друга. Мозаики и картины идеальны – настоящие лица святых, Богоматери, ангелов. Вся церковь мраморная; четыре фасада с гранитными колоннами красивы, но не гармонируют с византийским позолоченным куполом. Внешний вид вообще оставляет неприятное впечатление, так как купол слишком велик, и перед ним исчезают четыре маленькие купола над фасадами, которые без этого были бы так красивы.

Обилие золота и украшений внутри собора эффектно, самая пестрота гармонична, с большим вкусом, кроме двух колонн из ляпис-лазури, которые были бы прелестны в другом месте.

В это время происходила свадьба; жених и невеста, из простого народа, были некрасивы, и мы смотрели недолго. Я люблю русский народ – добрый, честный, прямой, наивный. Мужчины и женщины останавливаются перед каждой церковью, перед каждой часовней или иконой и крестятся на улице.

Из Исаакиевского собора мы отправились в Казанский. И тут – свадьба и прелестная невеста. Этот собор – подражание Петропавловскому собору в Риме, но колоннада кажется излишней, точно не принадлежащей к зданию; она недостаточно длинна, так что не образует полного полукруга, а это невыгодно для целого и придает ему незаконченный вид.

Далее, на Невском, памятник Екатерине Великой. А перед Сенатом, недалеко от Зимнего дворца, – конная статуя Петра Великого, одной рукой указывающая на Сенат, а другою – на Неву.

Я обедала одна с моими грациями; дядя Степан и Поль были зрителями, они серьезно называют себя моей свитой и сердят меня ужасно. Я хотела бы видеть только Жиро и Мари.

Идет дождь, и у меня насморк. Я пишу маме: «Петербург – гадость! Мостовые – невозможные для столицы, трясет на них нестерпимо; Большой театр – казармы; соборы роскошны, но нескладны и плохо передают мысль художника».

Прибавьте к этому климат – и вы поймете всю прелесть.

Я попробовала воодушевиться, глядя на портрет Пьетро А., но он кажется мне недостаточно красивым для того, чтобы я могла забыть, что он низкий человек, тварь, которую можно только презирать.

Я больше не сержусь на него, потому что вполне его презираю, и не за личное оскорбление, а за его жизнь, за его слабость… Постойте, я дам определение тому чувству, которое только что назвала. Слабость, влекущая за собой добро, нежные чувства, прощение обид, может называться этим именем; но слабость, которая ведет к злу и низости, называется подлостью!

Я думала, что буду живее чувствовать отсутствие своих; я недовольна, но это происходит скорее от присутствия людей неприятных и пошлых, чем от отсутствия тех, кого я люблю.

7 августа

«Оригинальны у нас только Средние века», – сказала я в последней тетради моего дневника.

У кого – у нас? У христиан. Действительно ли мир возродился или же, хотя и с другим оттенком, со времени Сотворения мира все продолжает течь та же самая жизнь, не переставая стремиться к усовершенствованию?

Жизни народов похожи на реки, которые тихо текут то по скалам, то по песку, то между двумя горами, то под землею, то через океан, с которым они смешиваются, пересекая его, но из которого они снова вытекают самими собой, переменяя название и даже направление, – и все это для того только, чтобы следовать одному направлению – тому, которое предназначено и неизвестно…

Я заходила на почту и получила мои фотографии и депешу от отца: он телеграфирует в Берлин, что мой приезд будет для него «настоящим счастьем».