— Охотник напал на наш след, я чувствую, — пояснил тихо вовкулака. — Смешаемся с толпой и переждем. В такой толкучке ему нас не учуять.
— Ты прав, пойдем, — Адин покрепче перехватил ладонь вовкулаки, уверенно вклиниваясь в ряды горожан.
Толпа все напирала, гомон становился громче, буквально оглушая чуткий слух вовкулаки. Лан с ужасом понял, что и сам начал теряться в этом людском море. Вокруг что-то пестрело, мельтешило, шумело. Кто-то что-то кричал ему на уши, какая-то бабка пропихиваясь вперед сильно толкнула его, чуть было, не сбив с ног, а внезапно вставшая впереди компания вынудила ненадолго отпустить руку Адина. Оглушенный и сбитый с толку, вовкулака поздно понял, что потерял своего товарища. Выйдя к более-менее спокойному месту и отдышавшись, он оглянулся, холодея. Адина нигде не было. Зато вокруг было полно враждебных, злорадствующих чужаков, собравшихся в предвкушении кровавой забавы. Душа вовкулаки закипела от еле сдерживаемого гнева. Парень ахнул, прижавшись спиной к холодному кирпичу какого-то здания. Его мутило, в глазах двоилось.
— Дамы и господа, мы собрались тут для свершения приговора! — раздался по площади звучный, глубокий голос инквизитора, вышедшего на эшафот.
Лан замер, не в силах оторвать взгляда от властного, надменного лица настоящего дознавателя. Он был высоким и статным, глядя на толпу с плохо скрытым презрением. Его холеный подбородок был гордо вздернут, а тонкие губы кривились в неправдоподобной улыбке. Жесткие глаза пытливо изучали собравшихся. Лан поспешно отвел взор. Он знал, что в такой толпе ему пока нечего опасаться, но вот если он удостоится взгляда инквизитора — то пропадет.
— Перед вами грязная, подлая злодейка! — продолжил тем временем инквизитор, щелкнув пальцами. На эшафот пара солдат под руки внесли изможденное тело ведьмы. Лан покрепче сжал зубы, задрожав всем телом. Он хотел убежать, спрятаться, но был не в силах сдвинуться с места. На его счастье, люди, увлеченные зрелищем, не сильно обращали внимание на горбатую фигуру какого-то нездорового нищего.
— Она по своей воле поддалась искушению Чернобога, приняв его огонь. Она ведьма, дамы и господа! И она созналась в своих прегрешениях! — подытожил инквизитор, показывая солдатам жестом подвести виновную.
— Сознаешься ли ты, Виола Альме в том, что являлась пособницей Чернобога?
— Да, — еле слышно прошелестела девушка, уронив на эшафот пару капель крови. Лан прижал ладонь к губам, с силой закусив палец. Зверь внутри бунтовал, и сдерживать его не хватало сил.
— Сознаешься ли в том, что колдовала, наводила порчу и убивала людей в угоду Чернобогу?
— Да, — девушка закашлялась, повиснув на руках стражников.
Лан зло зарычал, не в силах более слушать ложь. Девушка, стоящая на эшафоте не была отмечена Чернобогом и он это отчетливо видел.
— Сознаешься ли в том, что приворожила графа Аноре де Леболь?
— Да, — выдохнула девушка, получив в ответ, еле сдерживаемый гул толпы. В глазах ее застыли слезы. Склонив голову, она покорно слушала проклятья и угрозы, доносившиеся из уст несправедливой толпы.
— Сознаешься ли в том, что пыталась убить графа де Леболь, дабы забрать его деньги и титул?
Вот на этом моменте девушка не выдержала, приподняв голову.
— Нет, не сознаюсь! — из последних сил прошептала она, не сдерживая слез. — Граф, где же вы? Граф, скажите им, прошу! Прошу!
Девушка из последних сил приподнялась, оглядев мутным взором толпу. На мгновение ее лицо просветлело — она увидела того, кого звала. Его заметил и Лан. Мужчина сидел в отдельной нише, попивая вино, поглядывая на толпу из-под прикрытых глаз. Он был действительно хорош собой! Настолько же хорош внешне, как плох внутренне! От Лана не могла скрыться жесткая улыбка и равнодушный взгляд франта.
— Граф! Почему же вы молчите?! — не своим голосом захрипела девушка, глотая горькие слезы. — Неужели вы забыли обо всем! Вы же обещали мне, граф! Как же наша любовь! Чувства! Неужели вы…
— Эта припадочная бредит, начинайте, — подобно набату прозвучали жестокие слова графа, хлестнувшие побольнее любого кнута. Девушка распахнула глаза, слезы застыли в ее глазах. Последние силы покинули ее, и она упала на помост, не придерживаемая более стражей. Толпа заголосила с удвоенной силой, закидывая обреченную камнями и грязью.
— Признает ли виновной в совершенных грехах суд Виолу Альме? — выдержав небольшую паузу, спросил дознаватель. Расположенные чуть поодаль помосты для сиятельных судий ответили единогласно…
Не сопротивляющуюся Виолу привязали к столбу с загодя приготовленной соломой.
— Да очистит пламя Ириилово это неблагодарное дитя! Да свершится правосудие! — торжественно изрек инквизитор, поджигая солому…
Последняя вспыхнула ярко, скрывая от любопытных глаз измученное тело и душу. Виола не сопротивлялась смерти, приняв огонь как последнее исцеление. Ни звука не раздалось из охваченного пламенем тела, толпа застыла в тягостной, недоуменном молчании. Где страдание? Где стоны и мольбы о помощи? Где все то, ради чего они собирались?