— Яснее не бывает, — предпочел уступить поле сражения манул, ответив снисходительно. И таким тоном это было сказано, что заставило Солоху подавится своей победой и подумать: а действительно ли она хотела бы и дальше терпеть эту хвостатую язву под боком?
— Ох, вам так идет! — заливалась соловьем ловкая швея, орудуя иголкой по подолу роскошного по меркам Приграничья платья. По скромному мнению Солохи такой наряд предназначался как минимум панночке, али столбовою дворянке. От того чувствовала она в нем себя крайне неудобственно, дрожа мелко, всем телом, вызывая тихие смешки портних.
Теперь-то Солоха на собственном опыте убедилась, что простой на словах план в реальности может показаться на порядок сложнее. Таковой для нее и стала эта роковая идея о смене гардероба. По словам манула, выходило, что у темной крестьянки из Приграничья нет никаких шансов поступить в престижное и модное заведение. Однако это не означало, что панночка, обладающая деньгами, из дикого округа не имеет права постучать в двери пансиона и заявить о своем намерении, обучаться. Деньги тут решали все вопросы. Но вот наличие крупной суммы у крестьянки натолкнуло бы на ненужные мысли и обязательно привлекло бы неудобное внимание. Именно потому сейчас пара швей очень ловко урезали одно из самых дешевых, но все равно дорогих для спутников платье под фигурку селянки. Самой же Солохе оставалось только молчаливо наблюдать за работой, да время от времени поворачиваться кругом.
Крестьянка с недоверием разглядывала свое изображение в зеркале, борясь за каждый вдох с узко затянутым корсетом и внутренне сгорая от тихого ужаса. Утянутое до треска в кости платье отличалось глубоким вырезом декольте, приводя Солоху в откровенно шоковое состояние. Да ее бы в родном Солнечном за такой наряд маменька лично бы за косы оттаскала! А тут так модно — изволь терпеть и привыкать.
— Ах! — девушка, не выдержав издевательств над собой начала падать в обморок. Неудобное, тяжелое и давящее во всех местах платье показалось ей самой страшной карой. Впрочем, в обморок упасть ей не дали. Тут же нашелся диванчик, на который Солоху и усадили, сунув под нос нюхательные соли. От их запаха чихнул даже стоящий на улице Лан, и именно они привели Солоху в сознание. Вымученно застонав, девушка поднялась, скорчив зверскую мину, когда пришлось двигать намертво зажатым в корсет корпусом.
— Потерпите, уже почти готово… — страдальчески взмолилась швея, наконец, отложив иголку в сторону.
Солоха героически кивнула, понимая, что путь к знаниям воистину тернист и угловат.
— Ну, что ж, думаю, теперь у тебя появился шанс поступить, — после долгого и пристального изучения заключил Май, отойдя от Солохи. — Правда, не уверен, что особо большой.
Девушка скривилась, попытавшись по своей любимой манере упереть руки в боки. Но сделать это ей не удалось. Слишком уж тесными оказались длинные кружевные рукава платья. Даже согнуть в них руку оказалось для селянки настоящим подвигом.
— Мда, кажется, я погорячился с выводами… — тут же не заставил себя ждать Май с очередным комментарием. Стоящий подле него Адин деловито кивнул. И только вовкулака, заметив обиду хозяйки, решился заступиться за Солоху грозным, но тихим рыком.
— Так что, у меня нет и шанса? — прошептала девушка убито.
— Ну, шанс есть всегда, — поспешил обнадежить Солоху Адин. Варвар одобряюще улыбнулся девушке. После долгого утреннего расчесывания и пения торжественных гимнов жизнь его вновь наполнилась смыслом, а потому в дальнейшем вел он себя по обыкновению спокойно, попытавшись хоть немного подбодрить свою подругу.
— И я уже знаю, что мы будем делать. Идея проста в своей гениальности, и поверь, она тебе точно понравится, — закончил за варвара мысль Май, очень хитро ухмыльнись. Солохе осталось только согласиться с его новой придумкой, сделав очередной глубокий вдох.
Таверна «Два дубочки» пользовалась весьма сомнительной репутацией в элитарном кругу, а потому, завидев, куда ведет его духовная нить, Адриан непроизвольно скривился. Остановившись у входа, он с откровенной неприязнью косился на старенькую, закопченную вывеску, висящую как-то кривовато и изображавшую те два злосчастных дубка, на месте которых и с помощью которых построили это заведение.
Долго раздумывать над высоким Адриану не дали. Дверь отворилась, выпуская на свет белобожий пару охранников-вышибал, тащащих за шкирку какого-то забулдыгу.
Мужик вопил и выдирался, подслеповато щурился, скаля черные зубы.
— Да что же сее деется?! — поскуливал мужичонка, хватая вышибал за руки. Те бы уже давно отпустили его в вольный полет, если бы могли отцепить от себя. Хоть и пьяный, мужичонка держался похлеще клеща, заглядывая в глаза просительно. — Простого трудягу на порог не пускают!
— Это ты-то простой трудяга?! — один из охранников не удержавшись, расхохотался, заплевав пьянице все лицо. — Прунько, песий сын, а знаешь ли ты, что всем лгунам Чернобог лично выдирает языки?