Манипулятор

— Эдик, да где она хорошая? — удивился я, приподняв упаковку. — Тут вот несколько флаконов потекли и залили все остальные, их уже не продашь.

— Рома, я тебе говорю там нормальная синька! — снова заголосил тот, подойдя к краю контейнера. — Там посмотреть, перебрать, в середине точно целые бутылочки есть!

— Эдик, да мне что делать больше нечего, перебирать так каждую упаковку из-за трех пузырьков!? — настала моя очередь неподдельного удивления. — Мы так тут до ночи перебирать будем! Хочешь, становись и перебирай сам, я не буду!

— Сейчас я буду перебирать! — засуетился Эдик, слезая с кузова. — Поставь синьку обратно, дай ее мне!

— Эдик, да не занимайся ты ерундой! — вступил в диалог отец. — Не перебирать же тут, в самом деле, каждый пузырек!?

— Анатолий Васильевич, надо! Надо, постараться по-максимуму товар, какой хороший, отобрать и продать! — суетился Эдик, подошел к куче мятых коробок и принялся ковыряться в той, с какой начался наш спор. — Рома, вот хорошая синька! Вот еще хорошая!

Он принялся выуживать из середины бутылочки и составлять кучкой на снегу.

— Ну, и куда вот их ты теперь!? — высказал я недоумение. — Упаковок-то целых все равно нет, так же их не будешь продавать!

— Найдем сейчас упаковку, Рома, найдем! Все найдем! — запрыгал суетливо Эдик вокруг кучи брака, начав ковыряться в следующей упаковке.

— Эдик! — рявкнул отец над моим ухом. — Да прекрати ты, в самом деле!

Мне стало противно и неприятно от мелочности совладельца «Люксхима», который скакал и думал только о своем кармане, как бы меньше потерять товара и больше спихнуть нам. Мы же и так пошли навстречу, согласились участвовать в ненужной нам возне в мешанине мятого товара. Так нет же, надо еще попытаться втюхать нам даже брак.

— Анатолий Васильевич, ну хороший же товар есть тут! Почему бы его не взять и не продать, я не пойму!? — замер Эдик, уставивши на отца выпуклые водянистые глаза.

— Эдик! — отец начал не на шутку злиться, желваки заиграли, лицо обострилось. — Ну, зачем вот ты начинаешь мне тут впаривать откровенную некондицию!? Ты меня что, за дурака что ли держишь!?

— Анатолий Васильевич, где, где некондиция!? — состроил невинную изумленность тот. — Я же стою тут нормальный товар отбираю вам же!

— Да какой нормальный товар, Эдик!? — вставил я. — Ну как мы его продавать будем!? Ты подумал!? Поштучно!? Упаковок же нет, все порваны! Толку от этих пузырьков без упаковок никаких! Даже если они и хорошие, их уже продать невозможно, надо упаковать, ты это понимаешь!?

— Рома, что ты так волнуешься!? — продолжал изображать непонятливость тот. — Сейчас найдем на складе коробки, есть же у вас коробки из-под товара, возьмем их и сложим и все, можно торговать!

«То ли правда дурак, то ли настолько циничен, хоть ссы в глаза — все Божья роса», — крутилось в моей голове с секунду, пока я остолбенело смотрел в глаза коммерческого директора «Люксхима», пытаясь разглядеть в них, хоть толику порядочности.

— Да не будем мы никакие коробки искать! — выкрикнул отец, подошел к Эдику и почти насильно отогнал того от кучи брака. — Отойди отсюда! Не занимайся ты ерундой! Погрузите это обратно и там у себя перебирайте сколько хотите! Тебе понятно!?

— Что вы так кипятитесь, Анатолий Васильевич!? — хлопал глазами Эдик, бегая взглядом от отца ко мне. — Рома!? Что вы разнервничались!? Нет, так нет!

Ситуация действительно неприемлемо накалилась. Требовалась разрядка. И тут сработала натура Эдика, он расплылся в своей хитрющей лисьей улыбке, напряжение между нами троими как рукой сняло. Я улыбнулся, отец хмыкнул и полез за сигаретой.

— Дай мне тоже одну, — сказал я отцу.

— И я тогда с вами покурю, — донесся из контейнера голос водителя.

— Анатолий Васильевич, ну, и меня тогда угостите сигареткой! — щерился Эдик.

Все закурили.

Отец долго пристально смотрел на Эдика, словно подвел итог своим мыслям, не выдержал, хмыкнул: «Ну, Эдик! Ну, Эдик! Ох, какой ты!»

Я глянул на водителя, тот хмыкнул, улыбнулся и отвернулся. Эдику стало неуютно, он задвигал плечами, словно ему что-то мешалось сзади между лопаток под дубленкой.

— Анатолий Васильевич, я же для вас как лучше стараюсь! — завел он привычную гнилую пластинку.

— Ой, Эдик, замолчи, а! — прервал я, отмахнувшись.

Водитель вновь хмыкнул.

Тяжелый был день. Мы намучились, промерзли до костей. За несколько часов перебрали весь товар. Я даже сжег щелочью кончики пальцев. Не сразу понял, что случилось с пальцами, почему вдруг их начало щипать так резко и остро, словно множество тоненьких иголок впились в подушечки пальцев и проникали все глубже. Я выпустил из рук бутылку «Ерша» и сунул руки в снег. «Щелочь, там же щелочь», — дошло до меня тут же. Я вытащил руки обратно, перчатки за время выгрузки протерлись на кончиках пальцев и оголили их. Я же, не замечая этого, ковыряясь в упаковках «Ерша» и касаясь вытекшей и замерзшей щелочи, сжег себе кожу в оголенных местах.

— Блин, щиплет то как! — вскрикнул я, стирая снегом желтоватую пенящуюся жидкость с рук. — Осторожнее, не вытирайте руками бутылки с «Ершом», а то руки сожжете!