Машина пришла в воскресенье 6 февраля. С погодой повезло. К тому времени сильно потеплело, «минус» десять после морозов в двадцать пять градусов казались практически оттепелью. Захватив из дома аккумулятор, мы пошли на стоянку. «Газель» завелась сразу. Через сорок минут мы были на складе. Старый белый тягач «Вольво» с полуприцепом-контейнером стоял напротив ворот склада. На наш шум, из кабины в снег вывалился в дубленке и кепке Эдик и приветственно замахал рукой. Следом из другой двери показался водитель. Я окинул фуру быстрым взглядом и после бурных приветствий и рукопожатий поинтересовался: «Это вы уже перецепили прицеп, да?»
— Да, тот перевернувшийся «МАЗ» на буксире домой отправили, а прицеп вот к вам привезли! — замахал руками Эдик, источая пивной запах.
Вчетвером пошли к воротам склада, я стал снимать замок, а отец расспрашивать Эдика и водителя, что да как там случилось на дороге. Я особенно и не слушал, лязгал замком, скрипел ржавыми петлями ворот, распахивая их. Я все сильнее уставал от манеры общения отца, его склонность к пустопорожним разговорам тяготила меня все больше.
Как я раньше не видел в нем зануду? Не знаю. Не обращал внимания. А последнее время стал видеть и замечать и понимать мать, которая мне иногда роняла фразу: «Вот работаешь с отцом и сам становишься таким же занудой!» Да и Эдик не рассказал ничего необычного, произошла банальность. По его рассказу, фура начала съезжать на обочину, водитель не рассчитал, колеса полуприцепа сползли по придорожной насыпи вниз, потянув за собой тягач, фура и перевернулась. Эдик же будучи подшофе и радостным от окончания столь нелегкой поездки болтал почти без умолку.
— Мы сейчас с вами, Анатолий Васильевич, посмотрим, постараемся, конечно, побольше товара вам оставить, чтоб и вам было чем торговать, и нам меньше обратно везти! — суетился он, смотря то на отца, то на меня бегающими глазками.
Я уже жалел, что мы глупо ввязались в совершенно не касавшееся нас дело. Я ругал себя мысленно за чрезмерную доброту и уступчивость, понимая, что всегда, и в этот раз тоже, ничего кроме суеты и проблем мы не получим.
— Эдик, посмотрим сначала сейчас, что вы нам привезли, а там уж видно будет, — закурив, парировал отец. — Мы можем взять себе только целый, неповрежденный товар.
— Давайте, открывайте уже! — добавил я, махнув на контейнер.
Водитель снял замок, распахнул двери.
— Ого! — вырвалось у меня.
— Да уж… — протянул отец, отнимая ото рта сигарету.
— Винегрет, — добавил я.
— Да тут только сверху попадало и все, Рома, что ты говоришь такое!? — замахал Эдик руками. — Вот, внизу все стоит ровно даже не сдвинулось никуда! Все ж целое!
— Эдик! — оборвал того отец. — Мы сейчас сами все посмотрим и разберемся! Что упало, а что целое! Тут все перебирать надо, посмотри какая каша!
— Ну, хорошо, Анатолий Васильевич, — сдулся тот, сунул руки в карманы дубленки и поежился от холода. — Как скажете, так и сделаем.
Я, не отрываясь, смотрел вглубь контейнера на содержимое. Коробки с товаром, изначально стоявшие штабелями на высоту двух метров, теперь лежали горой мешанины на всю глубину контейнера. И снова подумалось, что зря, абсолютно зря мы с отцом надели это ярмо добровольно на свои шеи. «Половина примерно испорчена», — прикинул я на глаз ущерб, обернулся к отцу: «А перчатки где у нас, в машине или на складе?»
— На складе, наверное, — обернулся тот, торопливо докурил сигарету, откинул бычок и пошел внутрь склада. — Тут где-то были они.
— Давайте сейчас все перевернутые упаковки сверху снимем, освободим от них целые, и целые выгрузим, а потом уже займемся поврежденными, — предложил я и посмотрел на Эдика, улыбнувшись, добавил: «Кто из контейнера подавать будет?»
Тот, кряхтя, полез внутрь, цепляясь голыми руками и упираясь коленями в мерзлую раму полуприцепа. За ним и водитель.
— Вот перчатки, держи, — протянул мне отец пару новых тряпичных перчаток.
— И мне дайте перчатки, Анатолий Васильевич, — сказал Эдик, отряхивая наглаженные брюки на коленках от налипшего снега, по которым уже расползались пятна влаги. Водитель, расторопно натянув свои замусоленные перчатки, молча ждал нас.
Работа началась.
Долго и нудно дольше четырех часов мы перебирали кашу перевернутого товара. На мое удивление целого товара оказалось больше половины. Четверть груза совершенно утеряла товарный вид — разорванные упаковки, вытекшие жидкости, залившие и разъевшие этикетки, смятые полупустые флаконы, рассыпанные по полу чистящие средства. Остальное, предварительно выгруженное на землю у склада, нам предстояло перебрать. Из контейнера несло ацетоном и едким запахом щелочи. Скользя по железному полу обувью, Эдик и водитель подавали нам содержимое контейнера. Эдик в очередной раз перемазался весь. «Конец штанам и дубленке, выкидывать придется», — подумал я, оглядев его и ставя поврежденную упаковку в сторону.
— Рома, это хорошая упаковка! — завопил Эдик из контейнера. — Зачем отставляешь ее в сторону!?