Мания приличия

В коротком летнем платье, незатейливом, чтобы удобно и не жарко, я спустилась вниз и пошла на кухню. Дракон сидел там, на своём привычном месте, глядя на лазурь волн, играющих с солнечными искрами. Их золотые блики кувыркались на поверхности, как отчеканенные новенькие монетки, струящиеся по конвейеру. — Доброе утро, — поприветствовала его я, уже смелее нарушая уединение, чем когда-то. — Доброе, — протянул Джиён, не отводя глаз оттуда, куда и смотрел. Перед ним стояла чашка с остатками кофе. — А мне почему не налил и не позвал в компанию? — Я развернулась к полкам и принялась доставать из них всё для чая. Бывают злые люди, которых неприятно беспокоить, бывают ноющие и вечно недовольные, которых и не хочется трогать, но задумчивость Джиёна в одиночестве была именно тем, чего его хотелось лишить, потому что его мысли никогда не приходили ни к чему хорошему. — Тебе вредно думать, прекращай. — Эту фразу мне следовало сказать лет в восемь-десять. Сейчас уже поздно, — с насмешкой покосился на меня он. — Сейчас, если я перестану думать, меня быстро приберут к рукам враги. В лучшем случае облопошат, в худшем — пришьют, раскрошив рыбам на корм. — У тебя много врагов? — Полным-полно. Китайская мафия, корейская мафия, турецкая мафия, вьетнамская мафия. Даже остатки того клана, который я сверг когда-то здесь, в Сингапуре, ушли в подполье и промышляют где-то в Индонезии или на Филиппинах. Они спят и видят, чтобы избавиться от меня и вернуть свою власть. — Я поставила чайник и подсела к нему, оперев локоть о столешницу и положив щеку на ладонь. — А тебе не кажется, что думать вредно не только мне? Ты сама такая же, если не хуже. Стоит тебе озадачиться какой-нибудь идеей, как ты доводишь её до абсурда. — Разум — зло, мы когда-то говорили об этом, — кивнула я. — Человечество наказано им за что-то. Знать бы, за что? — Джиён пожал плечами и потянулся к пачке сигарет. — Может, за то, что разучилось любить и быть честным? — Нет, это произошло бы исключительно после приобретения разума, — ухмыльнулся главарь бандитов. — Тогда что? Его погубили амбиции? — И для этого тоже нужны мозги. Ну, ты посмотри на животных. Не имея людского рассудка, что они могут совершить такого уж плохого? Обмануть, предать, бросить? Волки кидаются на жертву и убивают её, но почему-то это называют хищник, а не грешник. Потому что зверем правит инстинкт. А когда очередь доходит до человека, и он убивает, все говорят, что он злодей и преступник. Никто не думает, что у нас есть такая же агрессия в крови, такой же инстинкт. — Волк убивает, чтобы поесть и выжить, а люди иногда просто так. В этом разница. — Я многозначительно воззрилась на него, закуривающего сигарету. И тоже протянула руку к пачке. Если уж понимать Дракона, то и перенимать все его привычки. Джиён быстро сцапал сигареты, не успела я их коснуться, и убрал в карман, чуть приподняв бедра на стуле. Моя ладонь расстроено отползла по столешнице. — Ты намекаешь на меня? Что я убиваю бесцельно? Да нет, это всё входит в борьбу за выживание. Без нужды убивают только рехнувшиеся психи, но и среди хищников есть взбесившиеся, которые начинают пускать кровь всем подряд. Я похож на рехнувшегося психа? — Иногда ты похож на хладнокровного психа. — Поднявшись, я выключила конфорку и налила в фарфоровый чайник с заваркой кипяток. Если бы я родилась и выросла в Сингапуре, вряд ли у меня была бы страсть к горячим напиткам. Правильнее пить какие-нибудь соки со льдом, но для меня утренний чай — это традиция, и я не могу её нарушить. — Да нет, я единственный нормальный. А вот вокруг все — психи. — Какая самоуверенность! — Вечные сомнения — признаки паранойи. — То есть, я параноик? — Я так и сказал, что вокруг меня — одни психи. — Я надулась, а он засмеялся. — Да ладно тебе, это же ты любишь ставить диагнозы и не отходить от стереотипов. — Я не люблю, но… — И сказать-то нечего. Мы сотни раз уже говорили о том, что я отношусь ко всем предвзято. Могла ли я обвинить в этом же Джиёна? Нет. Он может на словах назвать всех одинаковыми, дать определение, но на самом деле он куда внимательнее к каждому, чем я. — О чем же ты думал тут, пока я тебя не потревожила? — О делах. О тебе. — Обо мне? — удивилась я. — Ты хотела домой — передумала, ты хотела Мино — передумала. К чему ты теперь будешь стремиться? Правды нет, любви нет, справедливости нет. Ты даже утверждаешь, что меня простила, значит, и мести не будет? — В монастырь уйду. — Как, Мино тебя разочаровал, а Бог — нет? Кто же из них был твоим идеальным мужчиной? — Идеальный мужчина у меня ты, потому что хуже, чем ты есть, тебя представить трудно, а значит, разочаровать ты не можешь вообще. — Новый принцип идеальности? Тот, кто не может разочаровать. Интересно. Выходит, ты не моя идеальная женщина, хуже тебя много чего можно сочинить. — И каким образом я могу тебя разочаровать? Продолжать верить в Бога? Искать любовь? Делать что-либо бескорыстно? Заботиться о близких? Тогда я разочарую? — Нет, когда станешь скучной. — Сказав это в обычной своей манере, показавшейся мне сейчас крайне пафосной, Джиён опять достал сигарету и вложил её между губ, прищурившись, хотя ещё не зажёг её. Я не выдержала и, встав, ударила по этой сигарете, отлетевшей куда-то в бок, на пол, к плинтусу. — Да ты ж достал со своей скукой! — крикнула я. Глаза Дракона округлились. — Скука, скука, скука! Кто тебе сказал, что жизнь должна быть весельем и развлечением?! Скучно ему… сам себя развлекай, а то нет, людей для этого ищет! Если такой умный, то ты даже в самом нудном и тоскливом человеке найдешь интересное, другое дело, если тебе не хочется в ком-то что-то интересное находить, ну так извините, твои желания уж точно не зависят ни от каких объективных фактов. Ты сам утверждаешь, что всё в тебе зависит от тебя, так что захочешь, чтобы я тебе не надоела и не наскучила — и это будет так. И не надо взваливать ответственность за какие-то изменения на меня. Ты ж у нас босс? Ты ж самый крутой? Король Сингапура? Ну, вот и имей в виду, что всё, что тебе кажется или видится — видится и кажется тебе таковым по твоим же собственным убеждениям и желаниям. — Я передохнула, начав запутываться в своей тираде. — В общем, вот что. Сначала ты мне казался хитрейшим, мудрейшим и пугающим типом, которого не обвести вокруг пальца, который всё знает обо всём заранее, с которым в беседах можно захлебнуться от увлеченности и восторга, такой он умный. Но чем больше и ближе я тебя знаю, тем лучше понимаю, что ты обычная зажравшаяся сволочь, которая себе что-то надумывает и сочиняет, и пытается внушать это остальным. И дурак тот, кто на это клюёт. Я клевала, но теперь достаточно. Ты сам скучный, ясно? Вот я с тобой — и мне не весело, вообще, совсем! Джиён моргнул и отложил Lucky strike. — Не весело тебе? — Мне на секунду показалось, что его разъярила моя речь, но его зрачки тут же заблестели лукавством. Я снова не смогла вывести его из себя. — Не весело? — Он встал так резко, что я тоже невольно подскочила со стула и отступила назад, едва его не уронив. — Добавить тебе встряски? — Чего? Какой встряски? — озиралась я, отступая к выходу из кухни. — Избить тебя, или изнасиловать? — Его лицо прорисовала дикость, так что мне стало жутковато. — Ты же шутишь? — Я? — Джиён сделал резкий выпад ногой и, топнув ей, издал что-то вроде пугающего рыка. Взвизгнув, я развернулась и понеслась прочь, видя, что он последовал за мной. Вопреки имеющемуся опыту американских фильмов, где глупые героини несутся на второй этаж, я поступила точно так же, устремившись к лестнице. Дракон почти схватил меня за руку, когда я оперлась о перила, но я вовремя её отдернула и понеслась по ступенькам ещё быстрее вверх. Визжа от безысходности преследования, я с криками бросилась в свою бывшую комнату, разумно считая, что в спальню к врагу за спасением не ходят. Но и из этой комнаты сквозного выхода не было. Ощущая преследователя на пятках, я вспомнила ту беготню, которую устраивала от клиентов в борделе, и прыгнула на кровать, зная, что с неё можно улизнуть в любую сторону. Но Джиён был куда более ловок, чем мои предыдущие соперники. Одним мощным прыжком он настиг меня на месте и повалил на покрывало. Пока я, ещё покрикивающая и сопротивляющаяся, махала руками, мужчина начал смеяться, что меня и остановило. Посмотрев в его радующиеся глаза, я понаблюдала за его широкой улыбкой и, поджав губы, ударила в плечо, прижимаемая им сверху. — Дурак! Чего ты делаешь? — Развлекаюсь. — Сказала же тебе — не надо людей к этому приобщать. Развлекайся сам по себе. — Мне с тобой нравится. А без тебя не очень. — Если ты хотел меня запугать, то после этого фальшивого марш-броска, я тебя точно никогда теперь не испугаюсь. — Джиён вдруг напрягся и, посмотрев мне прямо в глаза, дернул челюстью, не отводя взгляда. — У меня нет цели заставить тебя бояться. Но не забывай, что если выгода будет того стоить, я всё равно могу сделать тебе плохо. Сейчас эта возня ни к чему не обязывает, ничего не значит. Но если на кону что-то будет — я не посчитаюсь ни с чем. — Я помрачнела. — Что же это должно быть такое, более важное, чем чья-то жизнь, для человека, у которого и без того всё есть? — Репутация, — сказал он. — Репутация? У тебя? — Я злорадно, горько и ехидно похохотала. — Ни чести, ни совести, ни стыда. Откуда репутация? — Она бывает разной. У кого-то праведника, у кого-то шлюхи. — Джиён слез с меня и сел на кровати спиной ко мне. Я тоже села, поправляя на плече сползшую лямку платья. — А у кого-то безжалостного. И без неё очень трудно будет удержать всё остальное, что я имею. Дракон поднялся и, не оборачиваясь, вышел из спальни. На следующий день мы забрали Сынхёна из клиники и отвезли домой. Проводив до самой квартиры, мы втроём вошли внутрь. Доктор выписал какие-то щадящие успокоительные, но под нашим присмотром их пока можно было не принимать. Джиён увел друга на балкон, покурить и поболтать, оставив меня разглядывать барские апартаменты Сынхена, в которых я была впервые. Мебельные гарнитуры из какой-то музейной коллекции, наверное, Людовика XV или XVI.