Маньяки

— Пожалуйста. — Он просто наблюдает за мной, молча ожидая услышать те три слова, которые, как он знает, терзали мое сердце с того самого момента, как мы встретились. Он делает шаг назад, пока Роман оттаскивает меня еще дальше, и отчаяние переполняет меня. — Пожалуйста, Леви. Не делай этого. Мы сможем это пережить. Не бросай меня. Я люблю тебя так чертовски сильно.

Его темные глаза впились в мои, наполненные всем тем, что мы отказывались произносить вслух, всем тем, что он сдерживал в себе, сейчас это все прямо там — в его прекрасных глазах.

— Нет ничего, чего бы я не сделал для тебя, Шейн. — Он задерживает мой взгляд еще на мгновение, пока безмолвное прощание повисает в воздухе между нами, и с этими словами он поворачивается спиной и идет в ожидающие объятия армии Джии.

— ЛЕВИ. НЕТ. НЕ ДЕЛАЙ ЭТОГО СО МНОЙ, — кричу я, грубая интенсивность моих криков разрывает мне горло. Я борюсь с хваткой Романа, наблюдая, как Леви теряется в толпе солдат, его руки туго стянуты за спиной и связаны, когда он падает на колени. — ЛЕВИ. НЕТ. НЕ ПРИКАСАЙТЕСЬ К НЕМУ. НЕ ПРИКАСАЙТЕСЬ К НЕМУ, ЧЕРТ ВОЗЬМИ.

Роман тащит меня вверх по лестнице, отрывая от земли, пока я борюсь с его железной хваткой.

— Нет, — всхлипываю я, наблюдая за тем, как Джиа просто стоит там с гребаной ухмылкой на губах, наблюдая, как я разбиваюсь на миллион маленьких кусочков. — Не делай этого.

— Мы еще увидимся, Шейн, — говорит мне Джиа, ее ухмылка становится шире, а в глазах пляшут искорки смеха. — Запомни мои слова. Мы еще увидимся.

— Если ты причинишь ему боль, — выплевываю я, горячие злые слезы текут по моим щекам, зная, что быть пленницей Джиа Моретти — это гребаный смертный приговор. — Клянусь Богом, я убью тебя, черт возьми.

— Я приглашаю тебя попробовать. — И с этими словами она поворачивается спиной и уходит со своей армией, в то время как Роман втаскивает меня в особняк, захлопывая за нами тяжелую дверь.

21

— Отпусти меня, — кричу я, хватаясь за руки Романа, пока он несет меня обратно в огромную гостиную, где мы крепко спали всего сорок минут назад. Я пытаюсь высвободиться, снова врезаю локтем ему в шею, все, что угодно, лишь бы освободиться, все, что угодно, лишь бы вернуться туда и спасти Леви. Я дам ей все, что она, блядь, захочет, даже если это будет стоить моей собственной гребаной жизни.

Горячий гнев закипает во мне, подавляя мои чувства и наполняя меня разрушительной яростью, которую у меня нет ни единого шанса контролировать.

Мое тело болит, сердце плачет, и моя гребаная воля к жизни исчезает.

Мне нужно, чтобы он вернулся.

Зачем ему понадобилось это делать?

Роман опускается на большой диван, его руки все еще крепко обнимают меня. Он изменяет хватку, поворачивая меня в своих объятиях, пока я не оказываюсь у него на коленях.

— Все будет хорошо, императрица, — обещает он мне, его слова произносятся шепотом, но в них почему-то все еще столько эмоций, что это убивает меня еще сильнее. — Мы вернем его. Несмотря ни на что, я обещаю тебе.

Рыдания вырываются из меня, преодолевая болезненный комок в горле. Я кладу голову на основание шеи Романа, и пытаюсь вдохнуть его аромат, и этим пытаясь отчаянно успокоить себя.

— Он ушел, — кричу я, моей боли нет предела. — Зачем ему это делать? Он просто ушел. Он просто бросил все и позволил ей уничтожить нас. Он даже не сопротивлялся, просто позволил ей забрать его.

Мои слезы пачкают футболку Романа, но он не осмеливается оттолкнуть меня, просто обнимает меня, позволяя своей руке блуждать вверх и вниз по моей спине, в то время как другой крепко прижимает меня к своему телу.

— Потому что он любит тебя, Шейн. Ты слышала, что он сказал. Нет ничего, чего бы он не сделал для тебя, даже если это означает пожертвовать собой, чтобы обеспечить твою безопасность. Ты — самое дорогое, что есть в его жизни. Ты — весь его гребаный мир, как и для нас с Марком. Если бы тебя снова похитили, причинили тебе боль… или еще что похуже. Это убило бы каждого из нас. Если бы он не ушел, императрица, это сделал бы я. То же самое касается Марка.

Я поднимаю голову, вытирая слезы, которые просто продолжают накатывать.

— Она собирается убить его, — предупреждаю я его. — Ты что, не понимаешь? Мы никогда его больше не увидим.

Роман качает головой.

— Ты не можешь так думать, императрица. Леви сильный. Посмотри, что он только что пережил. Мы доберемся до него, и он справится с этим вместе с нами.

Я кладу голову ему на плечо как раз в тот момент, когда Марк возвращается в комнату и опускается на диван рядом с нами. Я не вижу выражения его лица, но я чувствую его. Он так же сломлен, как и я, едва держит себя в руках, точно зная, что ждет его брата.

Рука Марка находит мою, зажатую между мной и Романом, и он сжимает ее, как будто это его единственный спасательный круг.

— Все будет хорошо, детка, — говорит он мне, но слова звучат больше так, будто он пытается убедить самого себя. — Мы вытащим его оттуда.