Маньяк

Он все-таки задремал, а когда в голове завыла сирена, сделал вид, что продолжает спать, только чуть приоткрыл глаза. Над ним нависла массивная тень, толстые пальцы тянулись к горлу. Андрей скатился с койки, под ноги нападавшего. Тот, потеряв равновесие, рухнул на освобожденное доктором место. Андрей подсек ногами кого-то, пытавшегося его пнуть, перекатился и вскочил, пятясь к выходу. Четверо постояльцев наступали, взяв доктора в полукольцо. Слева «близнецы», напротив тот, который пытался схватить за горло, габаритами напомнивший Андрею двустворчатый шкаф из югославского мебельного гарнитура в родительской квартире. Справа грузин. В руке одного «близнеца» заточка[58], другой держал белый электрический шнур, «шкаф» вытянул вперед толстые руки, растопырив пальцы-сардельки. У грузина ничего не было, но правую руку он прятал за спиной. Андрей уже несколько лет занимался в полуподпольной секции карате, однако понимал, что против четырех тертых бандитов его шансы мизерны. Усилием воли подавив приступ паники, продолжая пятиться, он начал искать варианты спасения. «Стучать в дверь, звать на помощь? Но придется повернуться к четверке спиной, чего делать нельзя ни в коем случае. Напасть первым, выбрав главного в рядах противника, как учит тактика уличного боя? Если получится вывести из строя главного, остальные будут деморализованы. Но кто у них главный? Точно не „шкаф“. Один из „близнецов“? Или грузин? Грузин…»

В голове что-то щелкнуло. Андрей расслабил плечи, посмотрел на грузина.

— Как здоровье мамы, Гоча?

Голос не подвел, не сорвался, вопрос прозвучал спокойно, даже обыденно. Грузин остановился, вытаращил глаза.

— Доктор, ты?!

Пару лет назад Андрей первый раз в своей практике сделал трахеостомию. Любящий сын решил угостить маму крабами. У мамы, жительницы горного аула, никогда в жизни крабового мяса не пробовавшей, развился аллергический отек гортани, почти полностью перекрывший дыхательное горло. Когда бригада доктора Сергеева прибыла на место, мама уже была близка к клинической смерти. Андрей под местной анестезией сделал надрез и вставил в трахею женщины канюлю. Пациентку отвезли в больницу, и как после Сергеев узнал, выписалась она вполне здоровой, остался только небольшой шрамик. На бегающего по квартире и ругающегося на русском и грузинском сына Андрей тогда особого внимания не обратил, попросил только не мешать. Когда мама после манипуляций доктора нормально задышала и порозовела, сын бросился целовать Андрею руки, благодарил, называл доктора родным братом, клялся, что он, Гоча, отныне за доктора любого порвет.

Обстановка в камере кардинально изменилась. Теперь Андрея загораживал Гоча. Повернувшись к сокамерникам, он ловко крутил сверкающим ножом, который до этого прятал за спиной, предупреждая, что кто доктора пальцем тронет, того он, Гоча, на мелкие куски порежет.

— Мамой клянусь! — закончил Гоча короткую речь.

Первым отступил «шкаф». Пробормотав что-то на тему «сами разбирайтесь», он вернулся на свою койку, лег, отвернулся к стене и укрылся с головой одеялом.

— Ты что, Кацо? — прошипел один из «близнецов». — Мы же договорились.

— Я все сказал, Серый! — отрезал грузин, продолжая упражнения с ножом. Повинуясь неуловимым движениям, нож теперь перелетал из одной руки в другую.

— Филин будет недоволен, — упорствовал «близнец».

— Срал я на твоего Филина.

— Да что с ним базарить, Серый, — встрял второй «близнец», держащий в руках провод. — Будет тут всякий чернозадый порядки устанавливать.

Держащая нож рука метнулась вперед — и рассекла щеку «близнеца».

— Что ты сказал?! Как ты меня назвал?!

Лезвие уперлось в горло, по щеке потекли струи крови. «Близнец» заверещал, бросился к двери, забарабанил, истошно вопя:

— Помогите! Убивают!!

Дверь распахнулась, в камеру ворвались надзиратели.

Глава 34

Доблестные сотрудники советской милиции не позволяют прорасти, выдирают с корнем столь распространенное на Западе порождение преступного мира, как криминальные боссы, крестные отцы, наркобароны!

Из выступления первого секретаря обкома КПСС на Дне милиции

«Все-таки прав был Карл Маркс в споре с Гегелем, — думал Андрей, сидя у окна трамвая. — Бытие определяет сознание, а не наоборот. Вот посидел человек неделю в тюрьме, и прежняя унылая картина неожиданно расцвела».

На самом деле город каким был, таким и остался. Но раздражающая весенняя грязь на улицах стала почти незаметной. Серые и скучные панельные пятиэтажки казались чуть ли не дворцами. Облезлые зеленые заборы, воздвигнутые к прошлогоднему визиту кубинской партийной делегации во главе с Фиделем Кастро для сокрытия особо неприглядных мест, заиграли изумрудными красками. Сквозь затянувшие небо тучи пробивалась ослепительная голубизна.