Маньяк

Советская система исполнения наказаний, в отличие от таковой в капиталистических странах, пропитана духом уважения к оступившимся гражданам. В наших тюрьмах и колониях осужденные окружены неусыпным вниманием и заботой дружного коллектива сотрудников исправительных учреждений. У нас исключены такие распространенные на Западе явления, как насилие, издевательства и принуждение к самооговору.

Из статьи в многотиражной газете «На свободу с чистой совестью»

Предшествующие открыванию тяжелой двери звуки — скрежет замка и лязганье засова — скучающими обитателями камеры воспринимались как третий звонок перед началом киносеанса. Какое-никакое, а развлечение. Вдруг новенького приведут — это самое веселое «кино». Если кого на допрос потащат — тоже волнительно, по возвращении будет что обсудить, о коварстве следаков порассуждать, опытом поделиться. Но, конечно, даже самые безнадежные сидельцы, которых надолго закрыли, втайне надеются услышать обращенное к себе: «На выход с вещами». А вдруг судьба-злодейка ухмыльнулась и менты выпустить решили.

— Сергеев, на выход с вещами! — объявил вошедший конвоир.

Андрей посмотрел на Угрюмого. Тот кивнул: «Я же говорил, что скоро выпустят». И снял ботинок, разглядывая подошву. Напоминал про маляву, что у Сергеева под стелькой спрятана.

Сборы и прощание с сокамерниками времени много не заняли. Через минуту Андрей уже стоял в длинном тюремном коридоре. Здесь ждал второй конвоир.

— Лицом к стене!

Доктора обыскали, впрочем, не очень тщательно, скорее для проформы.

— Руки за спину, пошел!

Андрея повели мимо ряда камер, но не в сторону выхода, расположение которого он знал по вызовам на допросы, а куда-то вглубь и на два этажа ниже.

— Стоять, лицом к стене!

Провернулся замок, лязгнул засов, открылась дверь. Андрея втолкнули внутрь, дверь захлопнулась.

Камера, куда его привели, была меньше предыдущей, всего на шесть постояльцев. Тоже нары в два этажа. Четыре лежанки заняты, две свободны. Одна без матраса, вторая, дальняя от двери, аккуратно заправлена. Явно подготовлена для вновь прибывшего. Посредине стол, привинченный, как уже знал Андрей, к полу. За столом трое азартно играют в карты. Никто на появление Андрея не прореагировал, головы не повернул. И это Сергееву понравилось гораздо меньше, чем «теплая» встреча в первой камере. Четвертый заключенный лежал на нарах, повернувшись к стене, и громко храпел.

— Здравствуйте, — сказал Андрей. Ответа не последовало.

Доктор пожал плечами, подошел к заправленной лежанке, сел, боковым зрением разглядывая сокамерников. За откровенное разглядывание здесь можно было нарваться на серьезные неприятности. Один из картежников — уроженец Кавказа. Судя по внешности и характерному акценту — грузин. Он единственный, кто бросил на доктора взгляд, и во взгляде промелькнуло нечто, похожее на узнавание. Сергееву грузин также показался знакомым, только он не мог вспомнить, где и когда они встречались.

Двое других похожи как братья-близнецы. Низкорослые, узколобые, с жидкими сальными волосиками, гнилыми зубами и многочисленными наколками на руках. Внешне щуплые, но крепкие, быстрые, опасные. Говорят без акцента, лексика однообразная, в основном мат.

Четвертый, спящий, был весьма внушительных габаритов — это единственное, что Андрей пока мог про него сказать.

«Что происходит? — думал доктор. — Зачем меня сюда перевели? Непонятно, но спать сегодня ночью не следует».

От сидящей за столом компании исходила ощутимая угроза…