Если бы одноклассникам Юрочки Скворцова сказали, что этот увалень, слабак и жиртрест, когда вырастет, пойдет в уголовный розыск, они бы со смеху померли. Но сам Юрочка всегда знал, что будет милиционером. И не участковым каким-нибудь, а непременно сыщиком, грозой воров и убийц. От армии Юрочка откосил: мамуля, товаровед в центральном универмаге, сделала медицинскую справку с мудреным диагнозом, согласно которому любимый сыночек был вполне здоров, но к службе в вооруженных силах никак не годен. В юридический институт сразу после школы брали неохотно, требовалось либо в армии отслужить, либо трудовой стаж получить. Снова мамуля помогла, договорилась с кем надо. Мамуля надеялась, что после окончания института Юрочка пойдет в адвокаты или прокуроры, очень нужные профессии при ее нервной работе. Но Юрочка уперся, заявил: только в уголовный розыск. Про ОБХСС[55], хорошо знакомую торговым работникам службу, где его маме было бы полезно иметь своего человека, и слышать не хотел. Однако на пути к детской мечте появилось новое препятствие. Неожиданно навредила медицинская справка: Юрочку с мудреным диагнозом в розыск брать отказались. Пришлось подключить дядю, маминого брата, инструктора горкома партии.
Так и стал Юрий Скворцов инспектором уголовного розыска. Сначала в райотделе, потом, опять же не без помощи дяди, в городском управлении. Недавно получил четвертую звезду на погоны. И здесь случилась неприятность — Юрочка потерял табельное оружие. Звезду обмывали в недавно открытом ресторане «Океан», попасть туда просто так с улицы было невозможно, но для коллеги из обэхаэсэс швейцар дверь угодливо распахнул. Столик им накрыли в отдельном кабинете, обслуживали по высшему разряду, директор лично несколько раз заглядывал, спрашивал, всем ли товарищи офицеры довольны. Под крабы, омары, черную икру и фаршированного осетра Юрочка перебрал. И черт его дернул не сдать табельный «Макаров»[56], полученный утром при выезде в составе опергруппы. После кабака коллега затащил плохо соображающего Юрочку на одну квартирку, где работали сестры-близняшки. Что было потом и как он оказался дома, Юрочка не помнил. Утром обнаружил, что наплечная кобура, валяющаяся на полу вместе с кителем с капитанскими погонами, пустая. Поиски и допросы близняшек ничего не дали. Пистолет как в воду канул.
Если бы не дядя и мамины походы с полными сумками в управление милиции, вылетел бы Юрочка из органов за милую душу. А так отделался неполным соответствием. Тоже ничего хорошего, но если устав не нарушать, на службу приходить-уходить вовремя, начальству преданно в глаза смотреть — через год взыскание снимут, и можно с чистой совестью к майорской звезде двигаться.
Однако до истечения заветного годичного срока оставались еще три месяца. Поэтому слова полковника по поводу служебного удостоверения Скворцова больно царапнули. Значит, не забыл начальник историю с пистолетом. И легко может неполное соответствие превратить в полное. Тогда не помогут ни дядины связи, ни мамины сумки. И вылетит капитан Скворцов из рядов советской милиции, как пробка из бутылки шампанского, которым они обмывали звание в тот злополучный вечер. Надо было на шампанском и остановиться, а не полировать сначала коньяком, потом водкой.
«Или признание на стол, или удостоверение», — грозным набатом гремели в ушах Юрочки слова Мурашова. Значит, выбора нет, надо положить на стол признание докторишки. С женой его, студенткой, промашка вышла, упрямая оказалась. Ну так есть другие способы.
Из кабинета Скворцов решил не звонить — мало ли, дошел до телефона-автомата. Набрал знакомый номер, на коммутаторе назвал четыре цифры и услышал хрипловатый, будто простуженный голос. Шурин, брат жены, работал старшим надзирателем в следственном изоляторе. И всегда, по-родственному, готов был помочь. Сам тоже несколько раз помощью Юрочки пользовался. Ну так правильно говорят: «Ты — мне, я — тебе». На том все и держится. Встретиться договорились в пивной недалеко от изолятора. Там для родственника столик придерживали, за ширмой.
Шурин вник в ситуацию с полуслова. Забрал принесенные Скворцовым две бутылки водки и блок заграничных сигарет, деловито осведомился:
— Вопрос будем закрывать окончательно?
— Это как? — не понял Скворцов.
— Ну, напишет сейчас подследственный признание, а на суде потом откажется. И адвокат твое дело в очко сольет.
— Не исключено, — согласился Скворцов, вспомнив поведение Сергеева при задержании и на допросах. — Как ты предлагаешь закрыть окончательно?
— Да просто, — пожал плечами шурин. — Докторишка письменно признается в убийствах и удавится в камере, не сможет дальше жить с таким грузом на совести. Дело закроешь в связи со смертью обвиняемого.
— Пусть будет так, — решил Скворцов. — Только я ничего не знаю.
— Само собой, — усмехнулся шурин. — Но надо добавить. — Он потер большой и указательный пальцы. — На мокруху[57] мой контингент за водку и сигареты не подпишется.
— Сколько?