Малый дом в Оллингтоне. Том 2

– Но это невозможно, Мэри. В таком деле, как это, мне следует требовать объяснения причин, и должен сказать вам, что, по моему мнению, вы не исполните вашего долга к своим дочерям, приведя в исполнение такое намерение, – разве только побудительные причины к тому в самом деле очень сильны.

– Они очень сильны, – сказала мистрис Дейл и остановилась.

– Ничего не понимаю, – сказал сквайр, – не могу заставить себя думать, что вы говорите серьезно. Разве вам неудобно в Малом доме?

– Мы имеем в нем удобств гораздо более, чем можно рассчитывать на них при наших средствах.

– Я всегда думал, что вы отлично распоряжались вашими деньгами. Вы никогда не влезаете в долги.

– Правда, я никогда не влезаю в долги, но речь не о долгах. Дело в том, мистер Дейл, мы не имеем права жить в Малом доме, не платя за него аренды, и не можем жить там, если бы и платили ее.

– Да кто вам говорит об аренде? – спросил сквайр, вскакивая со стула. – Кто-нибудь оболгал меня за углом?

Его еще не озарил ни один луч истины. Ни малейшей идеи не приходило ему в голову, что родственники считали необходимым оставить его дом вследствие слов, им самим произнесенных. Он никогда не считал себя в каком-либо отношении особенно великодушным к ним, но находил весьма бессмысленным оставить дом, в котором они жили, даже и в таком случае, если бы его негодование против них было сильно и горячо.

– Мэри, – сказал он, – я должен требовать объяснения всему этому. Что касается вашего отъезда, то это совершенно невозможно. Где же вам может быть лучше или, по крайней мере, так же хорошо, как здесь? Вы хотите переехать в Гествик, но какая там может быть жизнь для ваших дочерей? Я все это отвергаю как вещь несбыточную, и, во всяком случае, я должен знать, что вас понудило решиться на такую меру. Скажите мне чистосердечно – не наговорили ли вам чего-нибудь дурного обо мне?

Мистрис Дейл приготовилась встретить сопротивление и упреки, но в словах сквайра выражалась такая решимость, его манеры говорили о таком умении повелевать другими, что она тотчас поняла всю трудность своего положения. Она начала бояться, что у нее не хватит сил исполнить свое намерение.

– Уверяю вас, мистер Дейл, что это совершенно не так.

– Так в чем же дело?

– Я знаю, что всякая попытка объяснить вам его только рассердит вас, и вы будете мне противоречить.

– Что я рассержусь – это весьма вероятно.

– И все же я не могу изменить моего намерения. Поверьте, я стараюсь только поступить справедливо в отношении вас и моих детей.

– На меня не обращайте внимания, ваша обязанность думать о детях.

– Конечно так, и, когда я исполняю это, они во всем со мною согласны.

Приводя такие аргументы, мистрис Дейл обнаружила свою слабость, и сквайр не замедлил воспользоваться ею.

– На вас лежит обязанность по отношению к детям, – сказал он, – но это еще не значит, что ваша обязанность состоит в том, чтобы дозволить им действовать по минутной прихоти. Мне понятно, что они могут увлечься какими-нибудь романтическими пустяками, но увлечение с вашей стороны совершенно непонятно.

– Вот в чем вся истина, мистер Дейл. Вы полагаете, что мои дети обязаны вам таким повиновением, которое принадлежит одному отцу или матери, а до тех пор, пока они будут оставаться здесь, ежедневно получая из ваших рук столько милостей… Может быть, с вашей стороны и естественно считать за собой такое право в этом несчастном деле относительно Белл…

– Я ничего подобного не говорил, – сказал сквайр, перебивая ее.

– Правда, вы этого не говорили. И не думайте, что я жалуюсь на вас, я не желаю, чтобы вы так думали. Но я чувствую, что это так, а они чувствуют одинаково со мною, поэтому мы решились выехать.

Мистрис Дейл, оканчивая эту речь, была вполне убеждена, что очень плохо рассказала свою историю, но сознавалась, что не была в состоянии рассказать все так, как следовало бы. Главной ее целью было дать понять деверю, что она непременно оставит дом, но объяснить все так, чтобы возможно меньше огорчать собеседника. Она не беспокоилась о том, что сквайр сочтет ее глупой, лишь бы ей удалось достичь цели и по возвращении домой сказать дочерям, что дело покончено. Но сквайр, судя по его словам и приемам, казался вовсе не склонным предоставить ей этого права.