Мистер Паллисер оглянулся кругом, и ему показалось, что за ним никто не наблюдает. Он сообразил, что надо ему делать, и решился совершить это. В нем не было того присутствия духа, которое предоставляет некоторым мужчинам возможность, нисколько не задумываясь, объясняться в любви и увозить своих Дульсиней. Однако он обладал тем мужеством, при котором сделался бы презренным в своих собственных глазах, если бы не исполнил того, на что так торжественно решился. Он предпочитал исполнить это сидя, но так как в месте ему было отказано, то он должен был стоять.
– Гризельда, – сказал он, и надо допустить, что он принял тон весьма удачный. Слово «Гризельда» нежно прозвучало в ушах леди Дамбелло, как мелкий дождь на мягкой поверхности, и не отозвалось в посторонних ушах. – Гризельда!
– Мистер Паллисер! – сказала Гризельда, и хотя она не устроила сцены, а просто взглянула на него, Паллисер увидел, что попал впросак.
– Неужели я не могу называть вас Гризельдой?
– Конечно, не можете. Потрудитесь, пожалуйста, посмотреть, здесь ли мои слуги.
Паллисер с минуту простоял, не зная, что делать.
– Посмотрите, здесь ли моя карета. – Отдавая это приказание, она еще раз взглянула на него, и только после этого взгляда в Паллисере явилось повиновение.
По возвращении он уже не застал ее на месте, но он слышал, как ее имя было произнесено на лестнице, и видел даже ее голову в то время как она грациозно спускалась по ступенькам, среди множества провожавших. Он больше никогда не делал попытки объясняться в любви леди Дамбелло, и определенно разрушил все надежды леди Де Курси, мистрис Прудье и леди Клэндидлем.
Желая познакомить интересующихся судьбой мистера Паллисера с дальнейшим результатом этой неудавшейся попытки, тем более, что мне уже не придется в моем рассказе возвращаться к нему, я прошу у читателя позволения забежать немного вперед и сообщить, что сделала для него фортуна к концу этого лондонского сезона. Всем известно, что в ту весну леди Глэнкора МакКлюски была вывезена в свет. И всем известно также, что она, как единственная дочь лорда Айлза, считалась наследницей огромного богатства. Правда, родовые имения Скай, Стаффа, Молл, Арран и Бют, вместе с титулом и графствами Кэйгнес и Росшир, перешли к маркизу Аулдрики, но именья в Фейфе, Абердине, Перте и Кинкардиншире, занимающие большую часть этих графств, угольные копи в Ланарке, а также огромное имение в самом Глазго достались леди Глэнкоре. Это была хорошенькая девушка, со светлыми голубыми глазками, с волнистыми белокурыми волосами, весьма приятными на вид. Леди Глэнкора была небольшого роста, и в ее счастливом круглом личике недоставало, быть может, только высшей прелести женской красоты. Улыбка никогда не покидала это личико, так что особенно приятно было смотреть на него, а непринужденность, с которою она танцевала, разговаривала и принимала участие во всех удовольствиях, была просто очаровательна. Она была влюблена в лошадь, на которой каталась, в самом деле влюблена. У нее была маленькая собачка, которую она любила не меньше лошади. Подруга ее юности, Сабрина Скотт. О, что это была за девушка! А ее кузен, маленький лорд Айлз, наследник маркиза, был такой милашка, что леди Глэнкора всегда осыпала его поцелуями. К сожалению, ему было только шесть лет, так что не было никакой вероятности, что их богатые имения могли слиться воедино.
Несмотря на очаровательную красоту, леди Глэнкора даже при первом выезде в свет, наделала своим друзьям много беспокойства и почти довела до отчаяния маркиза Аулдрики. В Лондоне в то время был один чрезвычайно красивый мужчина, который жутко мотал деньги, не менее жутко любил бренди, и который в Ньюмаркете пользовался известностью, но не доверием. Он, как говорили, был поражен всеми пороками, и отец с ним не разговаривал. С этим-то господином леди Глэнкора никогда не уставала танцевать. Однажды утром она объявила своему кузену-маркизу с разгоревшимися глазками, ведь круглые голубые глазки тоже могут разгораться, что Бурго Фицджеральд грешнее самого греха. О Боже! Что при таких обстоятельствах должен был делать маркиз, озабоченный участью фамильных имений!
Но прежде чем кончился сезон, маркиз и герцог считали себя счастливыми людьми, и мы будем надеяться, что леди Глэнкора была тоже довольна. Мистер Плантагенет Паллисер раза два танцевал с ней и признался в любви. Он имел свидание с маркизом, которое кончилось в высшей степени удовлетворительно и на котором все было устроено. Глэнкора, без всякого сомнения, рассказала, каким образом она получила от Бурго Фицджеральда гладкое золотое кольцо и как возвратила его, но я сомневаюсь, сказала ли она о волнистом локоне золотистых волос, которые Бурго и теперь еще бережет в своей шкатулке, сделанной, собственно, для хранения подобных сокровищ.