Малютка Эдгар

Это была ванная комната — по ее представлениям, роскошная. Мозг отказывался думать о том, как и почему она оказалась здесь. Хватало того, что пар немного рассеялся и прямо перед собой Анна увидела застреленную женщину. Вода смыла кровь; пулевые отверстия выглядели следами чудовищных пиявок. Это была женщина возраста Анны, ее телосложения, с ее волосами и с ее лицом. Глаза были открыты — Анна хорошо знала этот кофейный цвет, хоть и подернутый сейчас смертельной пеленой. В общем, она увидела себя мертвой.

От этого зрелища у нее задрожали ноги, но еще сильнее дрогнул рассудок. «Привыкай, милая, — ядовито прокомментировала Фамке. — Эти Джокеры такие шутники». Потом добавила: «Но не позволяй им шутить с тобой слишком долго. Пойдем-ка дальше, дорогуша. Разве ты не хочешь узнать, кто тебя застрелил?»

Меньше всего она хотела это узнать. А больше всего — броситься назад в кабину и биться о стену, пока… Пока что? Пока стена не растворится в ее безумии?

«Брось дурить, сучка, — рассердилась Фамке. — Посмотри на это иначе. Согласись, было бы гораздо хуже, если бы ты сдохла до разделения».

Разделение… Что-то новое. И не сказать, чтобы утешительное. Просто слово, за которым очередной обрыв в пустоту без смысла.

«Карты разделяются. Такое случается… если повезет. Чем дальше от игровой комнаты, тем меньше шансов. Как всегда, желательно оказаться в нужное время в нужном месте. Не забывай, кто привел тебя в нужное место. Так что ты должна благодарить меня по гроб жизни. Не слышу?»

«Пошла ты, тварь…»

«Скажи это еще раз, деточка».

Тихий вкрадчивый голос. Вроде бы ничего страшного или болезненного. Никакой прямой угрозы… Потом в сознании Анны появилось еще кое-что. Всплыло из чужой темноты и сделалось отдаленно похожим на общее воспоминание. Старуха привела ее к одной из своих выгребных ям. Приоткрыла. Анна почуяла запах. А потом на мгновение включился свет.

«Спасибо, Фамке», — прошептала она.

«Не за что. В конце концов, это и в моих интересах. Не хочешь взглянуть на другие комнаты?»

Анна не сразу поняла, о каких комнатах речь. Слишком много комнат… снаружи и внутри. И не все были тем, чем казались.

Она все еще не могла оторвать взгляда от мертвой женщины. Поймала себе на том, что ищет отличия, — ей во чтобы то ни стало требовалось найти хотя бы одно. Возможно, тогда наваждение рассеется, как этот проклятый пар, напоминающий туман над трясиной.

И она нашла. Ей сразу же стало легче, но Фамке знать об этом было необязательно. Анна отвела взгляд, нашла дверь и поспешила прочь из ванной комнаты.

23. Малютка/Эдгар

Земля становилась вязкой, как тесто. Воздух то и дело пронизывали внезапные сквозняки, похожие на леденящие тени. Вдобавок что-то мелькало по сторонам, ускользая от прямого взгляда — будто захлопывались невидимые двери. Малютка не удержался и оглянулся, хотя дядя советовал не оглядываться.

Громила торчал на прежнем месте. Ворон злобно долбил клювом его голову, превращая ее в окровавленную болванку. Не иначе, это было проявлением еще одной привязанности, достаточно прочной для боли, а может, и для смерти. Но в отличие от громилы ворон ее разорвал.

С хриплым яростным криком он снялся с живого пьедестала и ринулся вслед за Малюткой. Тот отвернулся и едва не побежал. Если это была жалкая попытка избавиться от плохой компании, то она провалилась.

«Придержи коней, — сказал Эдгар, хотя никаких коней тут и близко не было. — Он нам может пригодиться».

«Ты же хотел, чтобы… этот… его пристрелил».

«Я думал, он просто безмозглая птица. А теперь заткнись. Когда попадем в Дыру, мне будет не до твоей болтовни».

Ворон заложил вираж и попытался сесть Малютке на плечо. Твердое, как жестяной веер, крыло хлестнуло Эдди по скуле, плечо оказалось слишком узким. Ворон свалился, рванув когтями ткань куртки, едва не упал на землю, но все же сумел взлететь.

«Подними капюшон», — приказал дядя. Когда до Эдди дошло — зачем, он издал беззвучный протестующий вопль.

«Не будь идиотом, — сказал дядя. — Ничего с твоей башкой не случится. А чертова птица, может, однажды сдохнет вместо тебя».

Малютку это не убедило, но он находился в таком месте, где без дяди не мог и шагу ступить — в буквальном смысле. Поэтому он поднял капюшон и, втянув голову в плечи, дождался, пока на ней воссядет «чертова птица». Это было совсем не то, что фотографироваться с большим какаду на детской площадке зоопарка. Ворон оказался слишком тяжелым для Малюткиной тонкой шейки. Голова то и дело клонилась вперед или в стороны; ворон взмахивал крыльями, с трудом сохраняя равновесие, и Эдди слышал, как когти скрипят, понемногу раздирая ткань капюшона. От этого звука волны дрожи пробегали по спине вдоль позвоночника, сбивая с шага. Каждое мгновение он ожидал удара клювом — в лоб, а то и в глаз. Он не мог забыть залитое кровью лицо громилы: стоило моргнуть, и вместо страшной рожи со шрамами возникало нежное детское личико, обезображенное до… неизбежной узнаваемости. Время от времени хлопающие крылья перекрывали поле зрения, и Эдди двигался почти вслепую.