Малютка Эдгар

И он пошел. Повернув голову, успел заметить боковым зрением, откуда начался его путь. Странное дело, позади не было ни прохода, ни двери. Только ниша в каменной стене, в которой когда-то стояла статуя. От статуи остались только две мраморные ступни и валявшиеся тут же обломки других частей тела, выглядевших по отдельности немного пугающе.

Лишь сделав несколько шагов, Малютка вдруг понял, что вокруг гораздо непривычнее и страшнее, чем ему показалось в первую минуту. Кто-то — не иначе, дядя — защищал его от лобового столкновения со «сраным городом», но теперь, очевидно, решил, что можно понемногу впускать в сознание Эдди здешние кошмары.

Для начала, светило над городом напоминало синюю воронку с черной точкой в середине. Жерло воронки извергало болезненное фиолетовое сияние, будто потоки гноя. От всепроникающей синевы дома казались гигантскими нагромождениями сырого мяса, а изредка попадавшиеся на глаза существа выглядели так, словно какой-то хирург-психопат выкроил их из ошметков содранной кожи. Причиной вездесущего запаха гари и ощущения липкого воздуха были тысячи труб, обильно истекавших угольным дымом.

Вскоре Эдди также заметил, что кое в чем дядя прав, — ему и впрямь стало холодно. Куртка, в которую он был одет, грела плохо, но, что еще хуже, была настолько яркой, что, облученная здешним ультрафиолетом, переливалась и блестела, превращая Малютку в ходячую приманку. Стуча зубами, он снял ее, вывернул наизнанку и снова надел. Темно-серая подкладка как нельзя лучше соответствовала его желанию сделаться незаметным. Натянув на голову вывернутый капюшон, он решил, что слился с землей, тенями, потемневшим камнем и представляет для аборигенов не больший интерес, чем насекомое.

Он ошибался.

* * *

Малютка пересекал улицу и находился прямо посередине, когда Эдгар внезапно скомандовал: «Стой! Снимай штаны! Садись, будто тебе позарез надо прогадиться. А лучше сделай это по-настоящему. И поторопись, придурок!»

Эдди это очень не понравилось, вся его стыдливость восстала против такого (неприличного?) позорного деяния, но он помнил уговор. Вдобавок — и это подстегнуло его лучше любых слов — он спиной почувствовал приближение чего-то неописуемого, гнавшего перед собой волну жути. В такой ситуации присаживаться посреди улицы со спущенными штанами и превращаться в неподвижную жертву казалось Малютке верхом идиотизма, однако разве дядя уже не доказал ему, что спорить с ним — себе дороже?

Эдди удалось расстегнуть «молнию» на джинсах, спустить их до колен и присесть почти мгновенно. Какая-то тень нависла над ним, окутав облаком смрада, по сравнению с которым полуразложившийся труп собаки был благоухающей клумбой. От этой вони у него затрепыхался желудок, помутилось в голове и вылезли из орбит глаза. Малютка боялся не то что обернуться, но даже шевельнуться. Он сжался в крохотный комок, пропитанный отвращением и страхом. Для стыда уже не осталось ни места, ни времени. «Лучше сделай это по-настоящему»? Что ж, у него получилось. Без малейших усилий. Само собой. Он выдал почти жидкую струю, которая ничего не могла добавить к умопомрачительному смраду.

Следующая мысль, пробившаяся на поверхность, — о том, чем бы подтереться, — несмотря на свою смехотворность, возможно, спасла Малютку от обморока. Дядя напомнил: «В правом кармане». Эдди сунул туда руку. Вытащил купюру, довольно крупную. Деньги на что-нибудь «вкусненькое». После шоппинга родители обещали ему кафе. Сдачу он собирался припрятать — собирал на «Хеклер унд Кох» для своей коллекции. Теперь деньгам нашлось другое применение. Вот тебе и «вкусненькое»! А некупленной копии «Хеклера» было ни капли не жаль. Все равно это барахло не стреляло, и значит, было абсолютно бесполезным…

Опустив голову, Эдди вдруг с ужасом обнаружил, что точно под ним в земле открылась дыра и в этой дыре видна уродливая морда. Без глаз, с приплюснутым носом и громадным безгубым разинутым ртом. Похожие на битую керамическую плитку зубы торчали наружу. Челюсти работали. Зубы стучали в опасной близости от его заледеневших шариков и до предела уменьшившегося пениса.

Он не мог поверить: это… создание… жадно пожирало его дерьмо! Быстро справившись с жалкой кучкой и не дождавшись добавки, оно захлопнуло пасть, медленно погрузилось обратно под землю и скрылось в черной глубине дыры, словно мурена или червь, оставив после себя оползень взрыхленной земли…

Малютка не вскочил сразу только потому, что ноги сделались рыхлыми и бессильными. И вонь ведь никуда не делась — его по-прежнему мутило. Даже удержаться на корточках он сумел с большим трудом. Дядя, ощутив этот приступ слабости и дурноты, сказал:

«Не дергайся, это всего лишь дерьмоед».

Всего лишь?!

Дядя добавил:

«Кажется, пронесло. А ты молодец, щенок. Становишься послушным».

«Что это было?» — промямлил Эдди.

«Где?»

«Сзади…»

«Одна из наших смертей. Не последняя. Дурно пахнет, правда? Запомни этот запах, деточка, и, когда придет твой черед, постарайся выбрать смерть почище. Такова привилегия мужчины… А теперь шагай дальше».