— Нет, не напрасно. Дети его все равно боятся. А директор — тот иногда может отвесить оплеуху.
— Господин директор постарше.
— Старые люди больше сердятся, да?
— Почему ты так думаешь?
— Ну, посмотри на нашу бабушку. Она всегда сердится и любит меня шлепать.
— А ты ее не серди.
— А она пусть не сердится. Ты иногда ничего и не заметишь, а она все свое: не кричи, не скачи, не говори глупостей!
— Старые люди много на своем веку пережили, поэтому они такие измученные. Не любят шума и особенно сердятся, когда молодые плохо себя ведут.
— Пусть тогда живут отдельно.
— Конечно, хорошо жить отдельно. Только бедным людям это невозможно.
— А вот дедушка — он лучше.
— Ты перестанешь или нет?
Однако прошла всего лишь минута, и Бобеш заговорил снова:
— Мама, а когда ты постареешь, будешь такая же, как бабушка?
— Конечно.
— Не надо!
— А отец будет похож на дедушку. И ты, когда постареешь, тоже будешь похож на дедушку.
— Не могу себе этого представить!
— Так не представляй и сиди тихо.
— Мама, а давно ты была невестой?
— О чем это ты опять говоришь? Где ты набрался этих слов? Как начал ты, Бобеш, водиться со взрослыми ребятами, так и несешь в дом всякую чепуху!
— Мама, но какая же это чепуха?
— Чепуха не чепуха, но дети об этом не рассуждают.
— А почему не рассуждают?
— Потому.
— Ведь я тоже буду женихом.
— Ну, до этого еще далеко. Еще успеешь. Откуда ты это, Бобеш, взял?
— Мы так играли.
И Бобеш стал рассказывать матери, как играл он с Гонзиком и Марушкой.
— Твой Гонзик тоже озорник… Бобеш, открой-ка окно, у нас душно.
Бобеш пошел открыть окно.
— Ты знаешь, мама… сегодня на улице совсем тепло.
— Открой тогда еще и двери. Здесь такой тяжелый воздух! Пусть комната получше проветрится, И отойди от окна, а то сквозняк.
— А что это — вредно?
— Да, может заболеть голова.
— Мама, ты чувствуешь?
— Что?
— Как пахнет из окна.
— А чем пахнет-то?
— Мне кажется, мясом. Это, наверное, у Веймолы готовят.
— Ну, вряд ли… У них столько же мяса, сколько и у нас.
Бобеш подошел к матери и шепнул ей на ухо:
— Пан Веймола ловит зайцев, я сам видел.
— Где ты мог видеть?
— А помнишь, когда я потерял очки? Я был тогда на Планаве и видел его там.
— А он тебя тоже видел?
— Нет, не видел.
— Ты смотри, Бобеш, никому об этом не говори.
— А почему?
— Потому что пана Веймолу могут за это посадить.
— Как так — посадить?
— Так, придут жандармы и арестуют его.
— А что, разве нельзя ловить зайцев?
— Нельзя.
— Но ведь они бегают по лесу.
— Пусть бегают, а ловить их нельзя. Можно только тому, кому принадлежит лес.
— А кому принадлежит лес?
— Городу.
— Как это так — городу?
— Ну, у меня нет времени с тобой разговаривать.
— Ага, я уже знаю: старосте можно.
— Можно, но он тоже должен за это платить.
— Кому?
— Бобеш, оставь меня, пожалуйста, в покое!
— А кто же велит арестовать пана Веймолу?
— Замолчи! Об этом вообще не надо говорить, а то кто-нибудь услышит.
— А если бы пан Веймола им сказал, что ему страшно захотелось есть, — все равно его арестовали бы?
— Ничего бы ему не помогло. Посуди сам: если бы все люди, кому хочется есть, брали у булочника хлеб и не платили бы ему, — разве это была бы не кража? За это все равно наказывали бы.
— А если бы я чувствовал сильный-сильный голод и сорвал бы на дороге вишню, меня тоже за это наказали бы?
— Тоже. Смотри, только попробуй рвать вишни!
— Нет, мы еще пока не ходили.
— И не ходите. Тебе бы здорово попало от отца.
— А пан Веймола знает, что нельзя ловить зайцев?
— Конечно, знает.
— А ведь он не боится, правда?
— Должен бы бояться…
— А если найдешь мертвого зайца, его все равно нельзя взять?
— Такого зайца нельзя есть.
— А почему?
— Мясо у него испорченное.
— А почему, мама, люди не хотят есть конину?
— Откуда, Бобеш, ты все это берешь?
— Миладка говорила, что она ни за что на свете не стала бы есть лошадиное мясо, что его едят только цыгане. А я ей говорю: «Вранье! Мы уже сколько раз ели конину, и она ничуть не хуже всякого другого мяса».
— Бобеш, зачем ты все рассказываешь?
— Ну ведь это же правда!
— Пусть правда, все равно не нужно рассказывать. В другой раз ты об этом никому не говори.
— А дедушка говорил, что во время войны конину ели и офицеры.
— Тогда был голод.
— А дедушка еще говорил, что лошадь даже чище, чем поросенок… Ай-яй-яй, посмотри-ка! — воскликнул Бобеш.
— Что такое? — спросила мать.
— Ласточка, ласточка!
Через открытое окно влетела ласточка. Она беспомощно металась по комнате. Поскольку Бобеш стоял у окна, она боялась вылететь обратно. Ласточка летала по комнате и щебетала. Потом наткнулась на картину и упала на сундук. Мать взяла платок и набросила его на ласточку. Ласточка запуталась в платке и не смогла подняться. Тут мать ее и поймала.
— Подожди, мама, не отпускай ее, я хочу на нее посмотреть.
— Ну, смотри поскорее, у меня нет времени. Пора обед варить, а у меня еще так много работы.
— Дай мне ее подержать.
— Нет, Бобеш, ты можешь невзначай что-нибудь ей сломать.
— Какая красивая птичка, правда?
— Правда.