Мальчишка в сбитом самолете

Мама тем временем вымыла опустевшую комнату подселенцев, и они с тетей Гриппой ушли туда «перемалывать новости», как выразился сердитый Витька. Сердитый потому, что нацелился уже поиграть в пустой комнате в войну. Можно, сказал, и в дедовой комнате поиграть, но там елка, под елкой дед сидит у своего радио, а на печке нам уже не развернуться.

Пришел дядя Гриша — тоже с сумкой! — уселся в уголке, изредка покашливал в платок. Жена его где-то дежурила, да и вообще мы редко ее видели. «Боится заразиться! С батей не спит», — пояснил мне грустный Витька.

Но вот наконец-то свершилось! Накрытый стол, на столе бутылки с ситро (маловато), конфеты в вазочке (тоже не разгуляешься), соленые огурцы, жареная картошка, рыжая селедка, пирожки с капустой, соевые пряники (недавно у магазина продавали с лотка), какая-то зелень и краснень (салат, говорят), еще что-то по мелочи, бутылки с водкой и вином не в счет.

Ну, сели мы, уставились на дедовы ходики с Мавзолеем, а тут радио, как на грех, замолчало, пришлось с ходиками Новый год сверять. В двенадцать все вскочили, начали чокаться, загадывать желания, выпивать. Бабушка и мама всплакнули. Дед сказал:

— Тихо, товарищи! Предлагаю выпить за нашу армию, за скорую победу и за возвращение всех воинов домой. — Посмотрел на бабу Дуню: — И чтобы всех павших героев помнил народ вечно!

— Так и будет! — сказал Витька, чокаясь с дедом. — А вы, граждане, долго нас томить будете? Скоро уж утро.

И вот принесенные сумки были раскрыты. Тетя Гриппа подарила мне моего же, егорьевского, плюшевого медведя с шоколадкой в лапах. Сказала, что передали его жильцы, которые теперь в нашей комнате живут, и еще просили передать большой привет Владиславу Леонову. Я пожал плечами — откуда им знать Леонова, да еще Владислава?

— Боря Шкарбан, — сказала тетя Гриппа, и я сразу вскочил. — Его комиссовали после ранения, дали вашу комнату, он там с Эммой и живет. Они тебе письмо передали. А Васька с Фросей устно передают всем привет и все такое, как водится.

Да уж, что Фрося, что Васька писаки плохие, особенно Васька, лохматый добрый человек.

Я отдал шоколадку Витьке, взял старого плюшевого друга и пошел в пустую комнату читать письмо, ведь оно только мне было предназначено. Много в нем было хороших пожеланий, много веселых воспоминаний о нашей жизни в степи. Писала конечно же Эмма — ее четкий, ровный почерк. Я тут же набросал в ответ: «Боря и Эмма! Спасибо за подарки! Ждем в гости. Прихватите с собой и Ваську. Адрес на конверте! Ваш друг и товарищ В. Леонов! Ей-богу, ждем!!!» Отдал письмо тете Гриппе, и уже такого интереса к другим подаркам: к конфетам, орехам, зайцам, пистолетам — не проявлял. Взрослые дарили друг другу всякую мелочь, с особым трепетом принималось мыло, и хозяйственное, и пахучее «туалетное». В нашем магазине за этим «туалетным» всегда давились. Оно и понятно: без мыла ни помыться, ни постираться.

Только у будущей моей тещи в деревне давки не было, потому что и мыла не было вовсе. Руки летом мыли цветком мыльником, а стирала Настёнка золой, замачивая ее в воде и называя «щёлком».

Подарки-то всем понравились, только Валера с недоумением смотрел на игрушечный пистолетик. Витька, заметив это, в одной рубахе, со свечкой в руке, сбегал в дедов сарай, притащил оттуда заиндевелую половину «шмайссера» и торжественно вручил гостю.

— А мне? — протянула Юля, которой кто-то подарил куклу с бантиком на голове.

Витька помялся, он не умел разговаривать с девчонками, но нашелся, стервец:

— Вам, сударыня, я дарю свое сердце!

— Спасибо, это лучший подарок к Новому году! — серьезно произнесла Юля.

Завели патефон. Взрослые притихли, стали музыку слушать. Дядя Гриша бросил Витьке мяч, настоящий, футбольный, пусть с небольшой заплаткой, зато крепко накачанный. Мы пошли с ребятами в пустую комнату опробовать его. Тихонько покидали, поиграли в волейбол, не ведая, что пройдет время, и мы с Витькой будем провожать взрослую девушку Юлю и покупать ей на станции Голутвин пирожки с повидлом. Поезд тронется, и Витька со вздохом признается мне, что ему «так нравится эта девушка».

— Ну и сказал бы ей, — пожму я плечами.

А он ответит, что сказал бы, да боялся «мне навредить». Чудной, хороший мой братец Витька.

Весна победная, гости чудесные

Весна в Коломну пришла бурная и торопливая. Осели на полях снега, потекли ручьи по всем канавкам, набирая силу и сливаясь в мутные потоки. Такой поток хлынул и в тоннель под железной дорогой, который люди зимой превратили в отхожее место и назвали «трубой». Вода смыла все, что туда натащили, и унесла в Москву-реку, которая пенилась и шумела неподалеку от наших домов, разливаясь до горизонта. Хорошо, понтонный разводной мост давно был привязан к берегу, а то пришлось бы его ловить на синей Оке, куда впадала грязная, мутная, коричневая река. Рабочих на завод перевозили катером, бабок и мальчишек переправляли пьяненькие перевозчики на старых лодках, лодки частенько переворачивались под напором волн и ветра.