Мальчик. Рассказы о детстве

Мой черёд настал, как я уже сказал, во втором семестре, и за Подготовкой надзирал как раз капитан Хардкасл. А надо вам сказать, что в этом зале каждый мальчик сидел за своей собственной деревянной партой. Это были обычные наклонные парты с узким желобком в дальнем конце, куда можно было положить ручку, и с маленьким отверстием справа – для чернильницы. Ручки у нас были со вставными перьями, и при письме перо следовало окунать в чернильницу каждые шесть-семь секунд. Шариковых ручек и фломастеров тогда ещё не изобрели, а авторучки были запрещены. Перья, которыми мы писали, были очень хрупкие, и большинство мальчиков носили их в коробочке, которую клали в карман брюк.

Подготовка шла своим ходом. Капитан Хардкасл восседал на кафедре напротив нас, оглаживая свои апельсиновые усы, дёргая головой и похрюкивая носом. Глазки его непрерывно бегали по классу, отслеживая непорядок. Но в зале не было слышно ни звука, кроме его похрюкивания и скрипа наших перьев. Да ещё иногда раздавался скрип, когда кто-то чересчур усердно макал своё перо в крошечную белую фаянсовую чернильницу.

Беда разразилась, когда я по своей глупости ткнул кончиком пера в столешницу парты. Перо сломалось. Я знал, что в кармане у меня нет запасного пера, и знал, что поломанное перо никогда не считалось уважительной причиной для того, чтобы бросить задание. Нам задали написать сочинение на тему «История одного пенни» (это сочинение до сих пор хранится в моём архиве). У меня неплохо получилось начало, я расписался вовсю и увлечённо скрипел пером – и вот оно сломалось. До конца Подготовки оставалось ещё полчаса, и я не мог просто сидеть и ничего не делать. Но поднять руку и сообщить капитану Хардкаслу, что у меня сломалось перо, я тоже не мог. Я просто не посмел бы. И к тому же, если честно, я хотел дописать это сочинение. Я точно знал, что произойдёт с моим пенни на следующих двух страницах, и мне мучительно было думать, что история останется недописанной.

…в канаве. Вниз… в грязной воде… и поток понёсся дальше. Прямо в реку. Меня смыло унесло течением довольно далеко. Я очнулся сухим – меня выбросило на берег. Мимо проходили двое мальчиков, младший увидел меня и…

Я покосился направо. Ближе всех ко мне сидел мальчик по фамилии Добсон. Ему было столько же, сколько мне, девять с половиной, и он был очень славный. Даже сейчас, шестьдесят лет спустя, я помню, что папа Добсона был врачом и что жили они в Аксбридже, графство Мидлсекс, в Красном Доме – я знал это из ярлыка на Добсоновом сундуке.

Парта Добсона стояла почти впритык к моей, и я решил рискнуть. Склонившись над заданием, я исподтишка внимательно наблюдал за капитаном Хардкаслом. Уверившись, что он смотрит в другую сторону, я прикрыл рот рукой и прошептал:

– Добсон… Добсон… Можешь одолжить перо?

И тут на кафедре разразился гром. Капитан Хардкасл вскочил на ноги и, тыча пальцем в мою сторону, закричал:

– Ты болтал! Я слышал! Слышал и видел своими глазами! Не смей отпираться!

Я застыл от ужаса.

Все мальчики подняли взгляды от задания.

Лицо капитана Хардкасла из красного сделалось багровым, а тик усилился.

– Ты отрицаешь, что ты болтал во время Подготовки? – грозно крикнул он.

– Нет, сэр, н-но…

– Может, ты ещё скажешь, что не жульничал? Скажешь, не просил Добсона помочь тебе с заданием?

– Н-нет, сэр, я не жульничал!

– Уж конечно! А с чего бы ещё, позволь спросить, тебе болтать с Добсоном? Вряд ли ты интересовался его самочувствием!

Стоит ещё разок напомнить читателю, сколько мне тогда было лет. Я вовсе не был подростком, уже научившимся сохранять самообладание. Мне было не четырнадцать, не двенадцать и даже не десять. Мне было девять с половиной, и в этом возрасте человек не очень может противостоять взрослому мужчине с огненно-рыжими волосами и буйным нравом. Он может разве что лепетать.

– Я… у меня перо сломалось, сэр, – пролепетал я. – Я… я попросил Добсона одолжить мне перо, сэр.

– Ты лжёшь! – ликующим голосом прогремел капитан Хардкасл. – Я всегда знал, что ты лжец! Наглый лжец и в придачу жулик!

– Я т-только попросил перо, сэр.

– На твоём месте я бы прикусил язык, – гремел голос с кафедры, – не то будет ещё хуже! Ты получаешь Полоску!

«Ты получаешь Полоску!» – это звучало как приговор. Все мальчики сочувствовали мне, я это просто-таки ощущал, однако никто не шелохнулся и не пикнул.

…на войне, которая называлась «Мировая»… там использовались все эти сложнейшие инструменты, которые я недавно видел в Олдершоте.

Пометки наставника:

(слева) «Хорошо» 23 1/4 Звезды

(справа) Полагаю, что с 1929 года правописание тоже существенно изменилось.