Maktub. Ядовитый любовник

— Так почему глаза? — улыбнувшись, спрашивает она. Не могу ответить даже самому себе. Понятия не имею. Словно неосознанная одержимость овладевает мной каждый раз, когда я вижу модель, кажущуюся идеально подходящей, вдохновляющей и возбуждающей; с энтузиазмом начинаю писать ее потрет, уверенный, что наконец смогу собрать лицо, которое ищу, но моя уверенность и увлечённость рушится, когда работа подходит к концу. — В каталоге я видела картины, где изображены только глаза крупным планом. Возможно, причина в том, что они принадлежат близком вам человеку?

— Нет, — даю уверенный и быстрый ответ.

— Значит, вы ищите совершенство, идеальное лицо для идеальных глаз или идеальную девушку? — перечисляет свои предположения Сальма. Я иронично улыбаюсь. Как ни странно, но она частично права.

— Совершенство и идеалы — это клише, мисс Рами. Никогда еще совершенство не вдохновляло творца на созидание. Если бы наш мир был идеален, то мы бы с вами никогда не появились. Человек — самое несовершенное, низменное и безжалостное существо на планете.

— Никогда не спорю с позицией художника, — произносит Сальма, давая понят, что не согласна со мной. — У вас есть Муза?

— Каждая из них написана на моих полотнах.

— А постоянная? Вопрос в тему личной жизни.

— Для вас или для читателей? — скептически ухмыляюсь. — Я отвечу на доступном и простом языке. Если бы у меня была страница в соцсетях, то в графе статус я бы написал: нахожусь в одноразовом поиске.

— Вам двадцать семь лет, неужели никогда не хотелось завести постоянную музу?

— Заводят собак, кошек и рыбок. Кто-то заводит питонов и шиншилл. Существуют и те, кто заводит людей, с этим сложно поспорить. Я же предпочитаю свободный и взаимовыгодный тип отношений.

— Поэтому вы живете в квартире, которая принадлежит Анастасии Торн? — неожиданный вопрос.

— Где вы взяли эту информацию? — подозрительно прищурившись, спрашиваю я.

— Одна из моих подруг позировала вам, — поясняет Сальма напряженно. В глазах снова неприятный холодок. Она лукавит. Скорее всего, проболтался Маркус.

— Я чем-то обидел вашу подругу, мисс Рами? — вполне миролюбивым тоном спрашиваю я. — Если да, то это вышло ненамеренно. У вас есть еще вопросы?

Она какое-то время молчит, прощупывая меня изучающим взглядом, выискивая намёк на неискренность.

— Что вас вдохновляете, помимо одноразовых Муз? — сменив }в гнев на милость, продолжает Сальма.

— Люди. Новые лица и города, — перечисляю я, скользнув взглядом по развешенным на стенах студии копиям картин великих художников, затронувших меня лично. — Удивительные сочетания красоты и уродства, блеска и нищеты; и, конечно, эмоции и чувства. Такие, как страсть, боль, желание, скорбь, одержимость, похоть, распущенность. Многие очень ярко и насыщенно проживают свою жизнь, а я тот, кто пишет, ловит момент, мгновение и сохраняет его.

— А как насчет работ с явно доминирующим контекстом. Связанные запястья, кожаные ремни?

— Вы неправильно трактуете, мисс Роми. Портреты, о которых идет речь}, показывают уязвимость женщины, ее сексуальность и… могущество.

— В чем же оно? — скептически интересуется Сальма, прикусывая нижнюю губку.

— В век свободных самоуверенных женщин слабость и уязвимость стали огромной редкостью, я лишь иду навстречу спросу, — невозмутимо поясняю я свою позицию.

— А я считаю это завуалированной популяризацией садизма. Безликие, связанные, голые женщины, в моем понимании, не сочетаются с могуществом. Вы обнажаете их, скрывая лицо, желая обладать ими единолично? Это ли не есть доминирующая позиция?

— Людям свойственно находить порок, разврат и несовершенства даже в святыне. Искусство остро подчеркивает то, кем мы являемся на самом деле. Прекрасное и отвратительное имеет очень тонкую грань, запечатлеть которую дано не каждому, единицам, избранным. Именно потому, как мы смотрим и понимаем те или иные произведения, стихи, картины, музыку, можно судить о нас самих. Творец открывает нам душу, но если мы пусты, то не видим в ней ничего, кроме грязи. Наши мысли и восприятие — это отражение той мерзости, что каждый носит внутри.

— Браво, вы еще и философ. Я заинтригована. Извиняюсь за неудобные вопросы, но я так работаю. У каждого свои методы.

— Бесспорно, — не могу не согласиться. — Итак, у вас все? Или позволите мне написать ваш портрет?

— Что? Мой? Нет, — слишком активно оказывается Сальма. — Уверена, что в Еlite найдется огромное количество желающих позировать молодому и многообещающему сексуальному фотографу.

— Вы на удивление осведомлены, — сухо констатирую я, пропустив мимо ушей комплимент.

— Я сама когда-то работала в этом модельном агентстве, — Сальма отводит взгляд в сторону, потом отпускает вниз. До побелевших костяшек сжимает диктофон. — Я родом из Сирии, пришлось бежать сюда, когда начались военные действия. Уже здесь я познакомилась с Ильдаром Видадом, директором Еlite. Он мне помог в очень трудный жизненный момент.

— Так почему же ушли? Мало платил? — спрашиваю я, удивленный неожиданной откровенностью. Или возвращает долг за то, что я ей рассказал о семье?