Maktub. Ядовитый любовник

Явно ожидая чего-то другого, незнакомка снова проходится по мне оценивающим взглядом, не упуская ни одной детали. Примерно представляю, что она видит. Небрежно повязанная вокруг головы бандана, всклоченные волосы, местами покрытые краской, футболка с вытянутым воротом, на которой отпечаталась вся палитра цветов, с которыми я сегодня работал, босые ноги и более-менее приличные домашние брюки. Фокус внимания брюнетки постепенно переключается на картину и, процокав каблучками по ламинату, девушка останавливается возле мольберта, позволяя мне рассмотреть округлую и выступающую во всех необходимых местах задницу. Никакого намека на нижнее белье. Воображение мгновенно рисует возможные позы и комбинации… Нет, не те, в которых я трахаю эту потрясающе сочную попку, а позы — идеально подходящие для портрета, если бы она вдруг захотела, чтобы я ее написал. А все, что связано с задницей и моим ожившим в штанах членом произойдёт только после того, как высохнут краски на готовой картине.

— Она вульгарна, — слишком быстро делает вывод незнакомка, склонив голову на бок, и сводя взгляда с «Шалуньи». Модель запечатлена в сексуальной раскрепощенной позе. Оседлав подоконник, абсолютно обнаженная блондинка, сладострастно прогнув спину, бесстыдно выставляет напоказ грудь правильной формы. Ноги опущены вниз, колени неприлично раздвинуты, голова запрокинута и развернута в сторону художника, белокурые локоны почти полностью закрывают лицо и создают подобие нимба, что не вяжется с общей провокационной концепцией портрета. Подсвеченные лучами солнца, серебристые волосы сверкают, отвлекая внимание от задорно вздёрнутых сосков и тонкой талии. Одна ладонь небрежно расположена чуть выше }гладкого лобка, а кончики пальцев другой руки }изображенной на портрете блондинки тянутся к ступне, при этом смещая бедро и закрывая промежность, что спасает работу от ухода в художественное порно. Несмотря на вызывающую откровенность, я не разделаю мнения незнакомки. Моя модель — балерина, и то, как она изогнулась, позируя мне несколько часов кряду, способна повторить далеко не каждая. Сияние в ее волосах, как символ причастности к искусству, но, разумеется, порочная составляющая побеждает, выходя на первый план и бросаясь в глаза. И именно это видит моя неизвестная гостья, глядя на холст.

— Хотя, знаете}, в ней что-то есть, — добавляет брюнетка, складывая руки на груди. — Она естественная, живая, как на фотографии. Если бы я не стола так близко, то не рассмотрела бы мазки. Наверное, подобного эффекта очень сложно добиться? Вы используете фото }фотопечать?

— Нет, работаю только с натуры, — быстро отвечаю я, отрицательно качнув головой.

— Почему? — красивые естественной формы брови приподнимаются в удивлении. — Нет ничего зазорного, чтобы пользоваться современными технологиями.

— Кто видит человеческое лицо правильно: фотограф, зеркало или художник? Этим вопросом задавался Пикассо, — раздвигаю губы в широкой улыбке, позволяя любопытной леди попасть под мое обаяние.

— У вас наверняка нет ответа, — она выразительно скользит взглядом по стоящим вдоль стен полотнам с изображениями стройных обнажённых красавиц, искушающих своими совершенными телами; иногда шокирующих или вгоняющих в краску. Некоторые из них взывают недоумение или неприятие, но объединяет все работы один отличительный признак — лица девушек скрыты волосами либо чем-то еще, или же попросту размыты.

— Вы же не рисуете лица, — посмотрев мне в глаза, заявляет гостья.

— Я пишу, моя дорогая, — снисходительно улыбаюсь я. — Рисуют дети.

— Любите Пикассо? Разве не ему принадлежат слова: «Каждый ребенок — художник. Трудность в том, чтобы остаться художником, выйдя из детского возраста» — она явно довольна собой}, судя по триумфальной улыбке, сопровождающей цитату гения.

— Разбираетесь в живописи и художниках? — нахмурившись, интересуюсь я, присматриваясь к брюнетке более внимательно. Разрывая зрительный контакт, девушка снова смотрит на картину, а я на ее красивый профиль, слегка сморщенный носик и поджатые губы, покрытые розовым перламутром.

— Здесь невозможно дышать. Как вы работаете? — втянув воздух тонкими ноздрями, жалуется гостья. Распространенный вопрос. На самом деле, я давно привык к запаху краски и растворителя. Невозмутимо пожав плечами, направляюсь к окну, на подоконнике которого и позировала мне Шалунья, распахиваю его, постоянно ощущая на себе изучающий взгляд карамельных глаз. А когда снова поворачиваюсь, брюнетка переводит его на смятую постель, расположенную в небольшой нише и остатки вчерашнего пиршества на прикроватной тумбочке, включающие в себя не только пустые бутылки, бокалы, но и специальные трубочки и дощечки для кокаиновых дорожек.

Когда наши с незваной гостьей взгляды встречаются, то я ощущаю резкий градус охлаждения, исходящий от нее. Мне плевать. Я не собираюсь оправдываться.

— Наверное, пришло время представиться, — деловито начинает она, протягивая мне руку. — Сальма Рами, я репортёр из нью-йоркского отделения Art Newspaper. Интервью было назначено на три часа.