Они вышли на набережную Сены и увидели речной трамвай, с которого доносилась музыка.
– Яков Филиппович, а ведь это речной кабак, – сказал Махно и принялся кричать. – Э-э-эй! Хозяин! Возьми нас на борт!
К удивлению Карабаня, тот причалил, забрал обоих гуляк и вновь отошёл. Хозяин провёл их к столику на палубе.
– Мы отобедаем. Помоги нам, голубчик, – сказал хозяину Махно.
– Сию минуту, Нестор Иванович.
Хозяин ушёл. Карабань налил коньяк в стоящие на столе рюмки.
– Ну что, вкусим аромат далёкой родины?
– С удовольствием. За Родину.
– За Родину.
Они выпили.
– Яков Филиппович, вы сегодня какой-то торжественный. Даже молчите как-то наполнено. Кто вам положил печать на уста? О! Вы слышите! Хозяин решил сделать мне сюрприз! Его певица поёт мой романс.
Над Сеной полилась музыка, под которую певица запела:
– Нестор Иванович. Я всё думаю, кто же у вас остался там, в России? И пришёл к убеждению, что раскрыл тайну ваших душевных метаний.
– Вы меня интригуете и тревожите, Яков Филиппович. Что ж, колитесь.
– Хорошо. Только пообещайте, что не броситесь на вокзал за билетом.
– А что, вы уже созрели?
– Ещё нет. То, что мы зовём разумом, твердит не делать этого. Но сердце, будь оно неладно, стучит сильнее разума.
– А вы думаете, что есть сила, способная склонить меня к возвращению?
– Есть. Ведь вы же не забыли Анастасию Васецкую?
– Дорогой Яков Филиппович. Нет в мире спецслужбы, способной отыскать её след на Земле.
– Службы, может, и нет. Но организация есть.
– Кто вы, Яков Филиппович?
– Иногда мне кажется, что я осенний лист с русской берёзы, сорванный ураганом.
– Мне бы опасаться вас, да не могу.
– И не стоит, Нестор Иванович.
Пришёл официант поставил на стол закуски и графинчик спиртного.
– Дорогой, Яков Филиппович, у меня есть информация, что моя Настя померла ещё в девятнадцатом. И вряд ли стоит бередить мои раны. А их так много, и снаружи, и внутри. Давайте помянем её.
– А я и не пытаюсь, Нестор Иванович. Душевное и физическое здоровье ваше для меня не пустой звук. Вот посмотрите на это, – Карабань положил перед собеседником фотографию.
Махно схватил фотографию, вернул её на стол. Принялся шарить по карманам. Вытащил футляр, достал очки и, надев их, опять взял фотографию.
– У меня тоже есть фотография, где ей шестнадцать лет. Но я не видел её на фотографии с матерью. Да и одежда совсем не та.
– Вы немного путаете, Нестор Иванович. Эта девушка, дочь Насти. А сама она рядом.
– Что? Это дочка? А это Настя? А сколько лет дочке?
– Шестнадцать. Зовут её Дашей.
– Так я же их видел здесь. На вокзале.
– Совершенно верно. Сначала мы проводили в Россию Дашу. А недавно я отправил туда и Настю.
– Они были здесь. Как же я не понял, что это была Настя. Я ведь помню девочку, и отметил, что она похожа на Настю. Так, значит, правда, что вы служили в штабе Фрунзе?
– Было.
– Вы её муж?
– Да, Нестор Иванович.
– Извините, Яков Филиппович. Но когда, же родилась Даша?
– В восемнадцатом.
– И чья же она дочь?
– И ваша, и моя.
– Давайте по рюмашке, Яков Филиппович.
– Ваше здоровье.
– И что же, вы хотите, чтобы я вернулся туда?
– Нет, я как раз этого не хочу, как не хочу этого и я сам. Но у меня иного пути нет. А у вас уже другая семья.
– И все эти четырнадцать лет с двадцатого года вы жили здесь?
– С двадцать первого.
– Тринадцать лет. Почему же я не знал. Тринадцать лет. Не может быть. Не может быть. Ах, ты… Ай-яй-яй. Как же я оплошал. Ах, Настя, Настя. Ой, как у меня болит грудь. Кто бы знал.
– Может отвезти вас домой? Нестор Иванович. Вы в порядке?
Но Махно не отвечал. Он упал лицом на стол.
Карабань помчался к хозяину судна. Нашёл его. Тот причалил судно к набережной Орфэвр. Яков Филиппович помчался на поиски такси. Возвратился с машиной. С помощью официантов он погрузил Махно в машину.
– Куда едем?
– В ближайший госпиталь.
Возле госпиталя он вышел. Поднялся на крыльцо и вошёл в здание.