Махно. II том

– Благодарю вас. Спасибо за угощенье. Ваше здоровье.

– За дружбу. Очень рад нашей встрече.

Посольство.

– Напрасно вы, Вы Георгий Фёдорович, так упростили его. Он очень и очень непрост. Узнал меня с первого взгляда.

– Так вы познакомились?

– Да. Я был у него дома. Мы выпивали за дружбу. Договорились о встрече.

– Где?

– Он часто бывает на железнодорожном вокзале. Провожает и встречает все поезда, идущие в Россию и обратно.

– Ностальгирует?

– Похоже на то.

– Это хорошо для нас. Используйте. Только не пережимайте.

– Нет ли у вас коньяка российского или советского производства?

– Я понял вас и прикажу выдавать вам для встреч с ним. У меня есть одна бутылочка здесь.

Панкратов поднялся, подошёл к серванту. Взял из него бутылку и отдал её Карабаню.

– Пожалуйста.

– Спасибо. Вопрос можно, Георгий Фёдорович?

– Валяйте.

– Георгий Фёдорович. Я привык всё в этой жизни делать осмысленно и хотел бы понять, для чего он нам нужен? Нездоровый человек. Не принадлежит ни к одной из эмигрантских группировок. Белогвардейская среда вообще его не принимает за то, что он проливал их кровь.

– Дорогой, Яков Филиппович. Похвально, что вы любите всё делать осмысленно. Но у нас, военных людей, ещё существует понятие дисциплины. Махно – бандит, проливший немало крови наших с вами соотечественников, с которыми вы должны себя идентифицировать во сне и наяву. И потом, нам нужен ни сколько он физически, сколько его имя. Имя человека, пришедшего к необходимости возвращения на родину. Это многого стоит. А поскольку вы хотите вернуться на Родину и увидеть свою жену и замечательную дочку, то должны уяснить себе, что ваше возвращение напрямую связано с ним, то есть в одном с ним купе. Кстати, вам письмо, – Панкратов протянул конверт Карабаню.

– Спасибо. Я всё понял. Вопросов нет.

– Желаю удачи.

Карабань вошёл в просторный зал ожидания парижского железнодорожного вокзала. Внимательно прочитал расписание поездов. Выписал себе дни и время прибытия и отправления поездов, идущих на восток. Затем глянул на часы. Встал неподалёку от входа в здание вокзала. Видел, как подъехал на такси Махно. Незаметно Карабань проследовал за ним. Видел Махно, занявшего позицию рядом с выходом на перрон.

Вскоре к платформе подошёл восточный экспресс. Пассажиры, прибывшие в Париж, длинной вереницей прошли мимо Махно через зал ожидания. Когда поток пассажиров схлынул, Махно вышел на перрон. Туда же вышел и Карабань. Сделав вид, что не замечает Махно, принялся расхаживать вдоль платформы. На ходу прочитал письмо, долго рассматривал фотографию Анастасии и Даши, пока не заметил, что остановился перед Махно с протянутой в его сторону рукой. Спрятав фотографию в карман, Карабань протянул руку. Они поздоровались.

– Здравствуйте, Яков Филиппович. Вы получили письмо из Риги?

– Здравствуйте, Нестор Иванович. Это письмо из России. Только что получил из рук человека, прибывшего из Москвы.

– Из России? Во как. Завидую. Это здорово. А что, у вас там кто-то есть? Впрочем, что это я, ведь я уже дважды видел вас тут. Значит, уже дважды вы провожали кого-то. Сегодня тоже кто-то из ваших знакомых отъезжает?

– Нет, никого не ожидаю. Просто хочется посмотреть на тех, кто будет отъезжать на восток. Вдруг увижу знакомое лицо.

– Вот и я тоже заимел эту привычку. Кстати, недавно я заметил, что у нас с вами немало единомышленников. Давайте зайдём в буфет. Угощаю.

Дам хороший вам совет:
Здесь имеется буфет,
Где дадут вам на предмет
К коньяку пяток конфет.
И прекрасней места нет
Там, где стойка и буфет.
Кто-то спросит, слушай дед,
Ты уже и стар, и сед,
Не откроешь ли секрет:
Где ты вышел в этот свет?
На вопрос даю ответ:
Моя родина – буфет!

– Я с удовольствием приму ваше предложение, но у меня есть и контрпредложение.

– Какое?

Карабань извлёк из кармана макинтоша бутылку армянского коньяка.

– Ого! Что это? Коньяк? Кавказский?

– Армянский.

– Это вам сегодня вместе с письмом передали?

– Да.

– Тогда не открывайте. Здесь выпьем по рюмочке французского. Пойдём в приличное бистро и там выпьем этого, советского, и закусим. Идёт?

– Идёт.

Они вышли на площадь и попели пешком по Парижу.

– Я слышал и знал, что вы поэт, но вы ещё и поэт-юморист. Прямо-таки, наш русский Беранже.

– Это просто маленькая шутка. Но ближе всего мне революционная патетика.