Майские ласточки

Иван Тихонович ловил себя на том, что тоже хотел с такой же затаенной радостью громко сказать: «Мой сын». Уверял себя, что сын удался бы по росту, унаследовал бы его серые глаза и доброту. Но о сыне приходилось только мечтать. В такие минуты он испытывал обиду на Настю, а когда вспоминал о дерзком письме Олега, менялся в лице, а сердце начинало щемить от боли. Снова и снова возвращался он мысленно к последнему воздушному бою 16 апреля. Придирчиво анализировал свое поведение, стремительные атаки и не отыскивал допущенных ошибок. А разбор проводил он строгий, сам себе был судьей и обвинителем. Оказывается, ничего не забылось, и каждый выполненный в бою переворот, мертвая петля вспоминались сейчас особенно остро, определялись место и высота.

Из последнего письма из Одессы Иван Тихонович узнал, что Олег не попал в Армавирское училище военных летчиков: срезался на первом же экзамене по математике. Срочно послал в Одессу телеграмму: «Жду Олега. Обязательно помогу!».

А через день в управление пришел короткий ответ: «В толкачах не нуждаюсь».

Телеграмма оказалась без подписи, но нетрудно было догадаться, что писала ее не Настя, а Олег, еще раз продемонстрировав свою неприязнь к Очередько.

Иван Тихонович не мог понять, почему парень продолжал копить злобу и не менял к нему отношения. Память переносила его к Сергею Ромашко, вспоминал влюбленность своего ведомого, товарищескую привязанность и полное подчинение. Не забывались трудные бои, совместные вылеты с разных аэродромов, мокрые гимнастерки с выпаренными белыми пятнами соли на лопатках. Он мог бы рассказать Олегу, как Сергей однажды признался ему, что засмотрелся на новенькую, курносую оружейницу с ямочками на щеках. «Понимаешь, Иван, прыгает, как воробей, около самолета, а влезть на крыло не может. Пришлось мне подсаживать. Легкая девчонка — перышко!» Потом Сергей, краснея от смущения, попросил одолжить ему пилотку на танцы. «Я не балуюсь. Кажется, полюбил воробушка!» А вот как вышло — теперь он любил жену своего ведомого и не видел в этом ничего противоестественного. После смерти Сергея она имела право устраивать свою жизнь!

Через месяц после телеграммы пришло от Насти письмо, и уместилось оно на одной странице. Извинялась за Олега и его глупую телеграмму. Писала, что сын вернулся домой после поездки в Армавирское военное училище летчиков и начал работать в порту грузчиком. Записался в клуб ДОСААФ. Хочет летать, но удастся ли ему осуществить свою мечту, она не знает. О себе Настя писала, как всегда: «Живу, работаю».

Иван Тихонович внимательно посмотрел на стол, заваленный бумагами. На глаза попалось письмо от начальника политотдела. Неизвестный подполковник приглашал ветерана в родной полк, где собирались отмечать тридцатилетие со дня присвоения гвардейского звания. Не пришлось напрягать специально память. Со щемящей болью в сердце увидел тот далекий день, который врезался в память своей необычностью и значительностью. Полк стоял на аэродроме около польского города Турбя. Дрались за Вислой. На Сандомирском плацдарме шли тяжелые бои, и каждый солдат и офицер 1-го Украинского фронта видел уже землю Германии, стремился к ней.

Под вечер, в ветреный день, когда сыпал снег с дождем, прилетели командующий 2-й Воздушной армии генерал-лейтенант и член Военного совета генерал-майор.

Истребительный полк построили на летном поле перед стоящими в капонирах самолетами. Снег сразу выбелил стоящих летчиков, техников и мотористов.

Командир полка подполковник Варчук принял из рук командующего Воздушной армией гвардейское знамя. Опустился на колено и, поцеловав шелковый стяг, произнес торжественную клятву.

Каждый день шли изнурительные, тяжелые воздушные бои. Перед вылетом на старт выносили гвардейское знамя. Ветер рвал шелковое полотнище, и оно, как живое, переливалось красными языками костра. Звало к подвигам!

Ивана Тихоновича растрогало приглашение, особое внимание к своей личности. Решил обязательно побывать на встрече, увидеть однополчан, по которым изрядно соскучился. Несмотря на прожитые годы, не хотел верить, что состарился, с радостью вспоминал молодость, тяжелую, трудную и героическую. Далекие военные дни возникали перед ним в озарении подвигов и тяжелых боев. В первые свои приезды в полк он знакомился с молодыми летчиками, отмечал их фанатическую влюбленность в авиацию, и рядом с ними представлял себя молодым, заряжался энергией и силой. Летчики слушали его жадно, не спускали восхищенных глаз. Он был для каждого из них живой историей полка, участником знаменитого боя над Берлином. В комнате боевой славы прочитал описание своего воздушного боя с полным разбором.

«Подвиг шестерки гвардии старшего лейтенанта Очередько. Гвардейцы в одном бою сбили двенадцать фашистских стервятников!»