Майкл Льюис

- Оо-о-о-о-о, - продолжал он, слегка изменив тональность. Похоже, что он занимался

гипервентиляцией легких и делал это прямо в телефон.

Так хотите знать, как я себя чувствовал? Я бы должен был испытывать чувство вины, но

не оно господствовало в моем истерзанном мозгу. Я чувствовал облегчение. Наконец-то я ему

все сказал. Теперь он выл и стонал. А что еще он мог делать? Только выть и стонать. В этот миг

я и понял, в чем прелесть положения посредника. Клиент пострадал. А я - нет. Он не мог меня

убить. Он не мог со мной даже судиться. И мне не грозило потерять работу. Напротив, я стал

маленьким героем моей фирмы - ведь я помог кому-то положить в карман 60 тысяч долларов, проигранных моим клиентом.

Существует общепринятый подход к такого рода ситуациям. Клиенту неприятно терпеть

убытки, но ведь это была не только моя вина, но и его собственная. Закон рынка облигаций

гласит: Caveat emptor. Что в переводе с латыни означает: «Покупатель должен быть

бдительным». (После пары стаканчиков рынок облигаций любит переходить на латынь. Я часто

слышал еще одну латинскую присказку: Meum dictum practum, - но это просто шутка. Она

означает «Мое слово - это мое обязательство или облигация».) Я имею в виду, что он не должен

был верить мне на слово, когда я сказал, что облигации AT & Т - это хорошая идея.

В любом случае, кто пострадал, кроме моего немца? Это важный вопрос, объясняющий

невозмутимую отстраненность, с какой в Salomon Brothers встречают чужие несчастья. Банк

Австрии потерял 60 тысяч долларов. Значит, убытки легли на владельца, на австрийское

правительство. Если сделать еще один шаг, пострадали австрийские налогоплательщики. Но что

такое 60 тысяч долларов по сравнению с богатствами целой нации? Смехотворная сумма!

Иными словами, было трудно сочувствовать кому-либо, кроме человека, который проводил

сделку. Но ведь он отчасти и был виноват.

Будь я в меньшей степени геком и в большей - нормальным торговцем, я мог бы подумать, что он не прав, взваливая всю вину на меня. Но он занялся именно этим, и еще как. Ведь именно

такова привилегия клиентов и тяжкая повинность продавцов. Он клеймил меня регулярно, не

давая остыть горечи поражения. Первая наша совместная ошибка заключалась в том, что мы

пошли на эту сделку, а вторая - что мы не переиграли все назад. В следующие несколько недель

каждое утро и каждый вечер я, сжавшись от ужаса, ожидал очередного саркастического звонка.

Низкий голос с выраженным немецким акцентом повторял мне дважды в день: «Да, Майкл, эти

облигации, вот была действительно прекрасная идея. А у вас в запасе нет ничего в том же

роде?» Фактически Герман уже расстался с надеждой, что фирма возместит ему убытки и он

выпутается из этой истории целым. Звонил он только для того, чтобы немного отыграться на

мне.

До конца дней своих будут они теперь неразлучны - мой клиент и его облигации. AT & Т

все дешевели и дешевели. Наконец, примерно через месяц после начала этой истории, босс

моего клиента поинтересовался у него, как там дела. Узнав о потере 140 тысяч долларов, он с

чувством исполняемого долга тряхнул своей седовласой главой - и Германа уволили. Слава

тебе. Господи! Он нашел другую работу, и, насколько я знаю, его дети не голодают.

Начало моей карьеры как-то не задалось. За целый месяц я взорвал моего первого и

единственного клиента. Впрочем, за ним потянулись другие. Право вести дело с геком клиенты

получали при двух условиях: во-первых, это должны были быть мелкие инвесторы и, во-вторых, они должны были благоговеть перед Salomon Brothers и воспринимать все советы как

проявление высшей и бесспорной мудрости. Несколько месяцев я просидел на телефоне, общаясь с наименее привлекательными клиентами Европы. Среди них был бейрутский торговец

хлопком («Вам может показаться, что у нас сейчас нелегкое время, но это не так, не так»), ирландская страховая компания с тяготением к спекуляциям на валютных опционах и

американский король пиццы, проживавший в Монте-Карло. Я взорвал страховую компанию, на

этот раз в припадке собственного идиотизма и безо всякой помощи маклеров. Кредитный

комитет Salomon Brothers, опасавшийся, что хлопкоторговец из Бейрута взорвет нас прежде, чем

мы его, запретил мне иметь с ним дело. А король пиццы из Монте-Карло ускользнул от меня, потому что решил бросить облигации и вернуться к производству пиццы, а перед этим оставил

для потомства глубокомысленный афоризм: «Здешние казино скучны по сравнению с тем

дерьмом, которым мы занимаемся».

В эти первые месяцы самым сильным, пожалуй, было впечатление от общения с главой

английской брокерской фирмы. Этот малозаметный в лондонском Сити человек каким-то

образом узнал мое имя и позвонил мне на службу. Он сказал, что его интересуют опционы и

фьючерсы и потому он хотел бы, чтобы я навестил его в офисе. Компания, которой он управлял, была одной из сотен небольших европейских финансовых организаций, конкурировавших с

Salomon, но при этом у них имелись деньги для игры. Для получения информации они часто

прикидывались потенциальными клиентами. Они подозревали, что Salomon Brothers знает что-то